"Сегодня минуло ровно тридцать лет, когда я стрелялся с Лермонтовым. Трудно поверить! Тридцать лет — это почти целая жизнь человеческая, а мне памятны малейшие подробности этого дня, как будто происшествие случилось только вчера. Углубляясь в себя, переносясь мысленно за тридцать лет назад и помня, что я стою теперь на краю могилы, что жизнь моя окончена и остаток дней моих сочтен, я чувствую желание высказаться, потребность облегчить свою совесть откровенным признанием самых заветных помыслов и движений сердца по поводу этого несчастного события… Беспристрастно говоря, я полагаю, что он был добрый человек от природы, но свет его окончательно испортил. Быв с ним в весьма близких отношениях, я имел случай неоднократно замечать, что все хорошие движения сердца, всякий порыв нежного чувства он старался так же тщательно в себе заглушать и скрывать от других, как другие стараются скрывать свои гнусные пороки". И каждый раз с исповеди Мартынов срывался на обличение "испорченного" поэта, не доходя до описания дуэли.
Это храбрые и дерзкие, вольные и независимые герои, каким был и сам Михаил Лермонтов, не стреляют в своих друзей. Если Лермонтов на самом деле был такой злобной личностью, какой его ныне часто изображают историки и литературоведы, то что же он имел в жизни всего две дуэли, и оба раза его вызывали на дуэль, что же он оба раза на дуэлях стрелял или мимо, или в воздух. Почему он не убивал дуэлянтов? Считал себя выше их, не снисходил до мести, лишь весело отшучивался. Интересно, в жизни нынешние ненавистники Лермонтова с кем бы предпочли иметь дело в опасную минуту, с такими, как страдалец Мартынов, или же с такими, как Лермонтов? Может, гениальная проза Лермонтова и послужила настоящим поводом к дуэли?
С какой радостью все его приятели светские уже после гибели спешили рассказать, какой он был неуживчивый и недобрый малый. Он при жизни своей короткой уже добился всероссийской литературной славы. Все, кто хоть что-то читал, знали и ценили великий дар Лермонтова. Но он не был в высоких чинах, не был солидным и важным, как признать за таким молодым и лихим офицером его истинное значение?
После дуэли все кинулись переживать за бедного Мартынова. О самом поэте его приятели как бы и забыли. Погиб поэт, ну и что? А страдалец Мартынов из-за наложенной на него епитимьи с трудом пробирается в столицу позировать известному художнику Т. Райту, нарисовавшему уже в 1843 году, через два года после дуэли, его портрет. Вряд ли сам художник Райт, работавший в столицах, ездил к Мартынову в Киев.
Загадочной остается и история отставки Мартынова. 23 февраля 1841 года царь подписал высочайший приказ об отставке Мартынова "по домашним обстоятельствам". С чем это связано? С его репутацией карточного шулера? С масонской деятельностью? С недозволительными занятиями винными откупами на Кавказе? Сейчас все защитники Мартынова стали объяснять отставку его заботой о больных братьях и сестрах. Но ведь еще недавно этот заносчивый офицер мечтал о генеральском чине. И почему, если поверить его нынешним защитникам, после отставки он никуда с Кавказа не уехал? О братьях и сестрах сразу же забыл. Почему Николаю Мартынову, так же как и Михаилу Лермонтову, император отказал в награде за битву при Валерике? Зачем он перевелся из кавалергардов в 1839 году в Гребенский казачий полк?
Рудольф Баландин в своем интересном исследовании судьбы поэта пишет: "Разве нельзя предположить, что именно в виноделии был главный интерес на Кавказе у Мартынова, который отправился туда волонтером, то есть добровольно? И присутствие рядом с ним князя Васильчикова, сына того вельможи Васильчикова, который так активно принимал участие в становлении дела винных откупов у будущего греческого магната Бенардаки, не говорит само за себя? И то, что Мартынов был не в себе к приезду на Кавказ Лермонтова летом 1841 года, объясняется, скорее всего, не его стыдом преждевременной отставки, а тем, что из-за войны виноделие у гребенских казаков падало, лишая сына винного откупщика надежды на богатство и генеральский чин, видимо, такой же, гражданский, который заработал себе двоюродный дед Лермонтова, винный откупщик Столыпин. И не потому ли тогда же Мартынов запросился обратно на военную службу, в чем ему было отказано императором? Легко представить себе злобу и разочарование молодого человека, который в надежде на золотые горы потерял и деньги и карьеру!"
Конечно, это только версия. Но она имеет право на жизнь не менее, чем другие. Точных доказательств уже никто и никогда не соберет. Ясно, что при всей нелюбви к Лермонтову император Николай I дуэль не организовывал. Скорее, наоборот, хотел загнать поэта в кавказскую глушь и не выпускать ни в какие столицы. Есть распоряжение Николая I от 30 июня 1841 года — "дабы поручик Лермонтов непременно состоял налицо во фронте и чтобы начальство отнюдь не осмеливалось ни под каким предлогом удалять его от фронтовой службы в своем полку". Император был даже против участия Лермонтова в добровольческих вылазках, потому и отказал в награде за самовольное участие поэта в бою у реки Валерик. Поэта могли ранить, последовала бы вынужденная отставка. Он уже как писатель появился бы в столице, основал журнал. Что потом с таким делать? Пусть уж сидит в полку своем.
Но уж если поэт погиб на дуэли, то "туда ему и дорога". Император Николай I этого невысокого вольнолюбивого офицера не любил после январских стихов 1837 года. Устал от выяснения отношений с Пушкиным… Раздражало царя и то, что жена его Александра Федоровна была без ума от лермонтовских стихов и прозы. И поэтому даже после гибели поэта не только Николай I, но и его сын Александр II не разрешали к печати подготовленные биографии Лермонтова, сочинения поэта издавались без сведений об авторе. Все читали его стихи, и никто не знал, кто он такой. Первая биографическая книга, подготовленная Висковатым, вышла в 1891 году.
Но почему отмалчивались друзья? Что случилось с благородным Алексеем Столыпиным? Или прав был убийца Николай Мартынов, в конце жизни признавшийся: "Друзья таки раздули ссору…"
"В 1837 году, — читаем в воспоминаниях И. П. Забеллы, — благодаря ненавистному иностранцу Дантесу не стало у нас Пушкина, а через четыре года то же проделывает с Лермонтовым уже русский офицер; лишиться почти зараз двух гениальных поэтов было чересчур тяжело, и гнев общественный всею силою своей обрушился на Мартынова и перенес ненависть к Дантесу на него; никакие оправдания, ни время не могли ее смягчить. Она преемственно сообщалась от поколения к поколению и испортила жизнь этого несчастного человека, дожившего до преклонного возраста. В глазах большинства Мартынов был каким-то прокаженным…"
Интересно, что почти все лермонтоведы XIX века на стороне поэта, самые объективные и известные советские лермонтоведы, такие как Борис Эйхенбаум, Эмма Герштейн, Виктор Мануйлов, тоже защищают поэта, и лишь нынешние оправдывают Мартынова.
Один из первых лермонтоведов, опрашивавший всех очевидцев дуэли, П. К. Мартьянов пересказал разговор, который вел Лермонтов со своими секундантами: "Всю дорогу из Шотландки до места дуэли Лермонтов был в хорошем расположении духа. Никаких предсмертных распоряжений от него Глебов не слыхал. Он ехал как будто на званый пир какой-нибудь. Всё, что он высказал за время переезда, это сожаление, что он не мог получить увольнения от службы в Петербурге и что ему в военной службе едва ли удастся осуществить задуманный труд. "Я выработал уже план, — говорил он Глебову, — двух романов"".