Портрет с пулей в челюсти и другие истории - читать онлайн книгу. Автор: Ханна Кралль cтр.№ 13

Блатт хотел проверить, вернулся ли Мартин Б. в деревню Пшилесье.

3.

Мы проезжали бывшие еврейские местечки: Гарволин, Лопенник, Красныстав, Избицу. Штукатурка на стенах выцветшая, с грязными потеками. Деревянные одноэтажные домишки вросли в землю. Интересно, живет ли в них кто-нибудь. Наверно, живет: на окнах горшки с геранью, обернутые белой гофрированной бумагой. Кое-где подоконники выстланы ватой. На ней серебрится мишура – лежит, должно быть, еще с Рождества. Двери закусочных открыты. У входа пьют пиво мужчины в серых ватниках. Видимо, внутри нет свободных мест. На пустых участках между домами торчат остатки стен. Из-под разбитых кирпичей прорастает трава. Лицо у местечек дряблое, обвислое, искаженное – то ли от усталости, то ли от страха.

В Избице Блатт захотел мне кое-что показать. Начали со Стоковой улицы. Там из поколения в поколение жили Блатты, а еще тетя Мария Ройтенштайн, которая все слышала через стенку. Тойвеле, говорила она, признайся, твой отец кормит тебя трефным. За это, Тойвеле, ты попадешь в ад. От страха мальчика кинуло в жар. Тебе только восемь лет, успокоила его тетка. После бар-мицвы ^[42] Господь тебе все простит. Тойвеле подсчитал, что может грешить еще пять лет. К сожалению, война началась до бар-мицвы, Господь ничего ему не простил.

Мы осмотрели рыночную площадь. Вот тут, посередине, стоял Иделе и бил в барабан. Он зачитывал официальные объявления. Последний раз Иделе забарабанил в сентябре тридцать девятого и объявил, что надо заслонять окна от бомб. Он погиб в Белжеце.

На рыночной площади играли бродячие музыканты; они же продавали по пять грошей слова новейших шлягеров. Тойвеле купил “О, Мадагаскар, страна черная, знойная, Африка…” ^[43].

Самый шикарный дом на рынке принадлежал Юде Помпу, торговцу шелком. У себя в квартире он устроил уборную – первую в Избице. Все ходили проверять, как это: в квартире сортир – и не воняет.

Покончив с рынком, мы переместились на соседние улицы. Начали с дома ненормальной Ривки по прозвищу Который Час. Ривка, который час? – кричали дети. Она отвечала точно, никогда не ошибалась. Из Америки приехал еврей, старый, некрасивый и богатый. Присмотрелся к Ривке. Выяснил, что она дочь покойного раввина. Велел ей причесаться, и они поженились. Жители Избицы вынуждены были признать, что замужняя Ривка оказалась красивой женщиной, абсолютно нормальной. Она родила ребенка. Все трое погибли в Собиборе.

По соседству жил капитан Линд, доктор. Как же его звали? Какая у него была машина, известно – “опель”, но это был единственный автомобиль в Избице. Первого сентября ^[44] докторша прибралась в квартире, поменяла постельное белье и, что больше всего понравилось Файге Блатт, матери Тойвеле, накрыла стол чистой скатертью. Потом доктор надел мундир, и они сели в “опель”. Доктор погиб в Катыни ^[45], докторша неизвестно где.

Одежду Тойвеле и его брату шил портной Фляйшман. У Фляйшманов была одна комната и девять детей. Они сбили из досок такую большую кровать, что на ней помещались все. Под окном стояла швейная машина, а посередине – стол. Но ели за столом только по субботам, в будни на нем гладили. Фляйшманы и их девять детей погибли в Белжеце.

Шойхет ^[46] Вайнштайн – ритуальный резник. Он целыми днями изучал Талмуд; семью содержала жена, продавая мороженое и содовую воду. Мороженое она крутила в деревянном ушате, который стоял в корыте с солью. Санитарная инспекция не разрешала использовать дешевую неочищенную соль при изготовлении продуктов питания, а покупать более дорогую Вайнштайновой было не по карману, поэтому сыновья, Симха и Янкель, караулили в дверях, не идет ли полицейский. Все погибли в Белжеце.

Дом Буншпановой (по некоторым причинам понадобилось сменить ей фамилию). Она держала лавку с мануфактурой. У нее была светленькая дочка и темненький сын. Сыну она велела остаться дома, а сама с дочкой пошла на вокзал. Мальчик побежал за ними. Пытался залезть в поезд вместе с матерью, но Буншпанова его отталкивала. Отойди, говорила, слушайся маму. Сын послушался. Он погиб в Белжеце, Буншпанова с дочкой пережили войну. Я понял, сказал Блатт, что человек сам себя до конца не знает.

Пивоварня Ройзы Насибирской. Она сбежала из эшелона. Вошла в первый попавшийся дом, за столом сидели люди и читали Священное Писание. Это были свидетели Иеговы. Они сочли, что Ройза послана им Богом. Дали ей Библию и велели обращать людей в их веру. Ройза благополучно дождалась конца войны. Никому в голову не пришло, что по деревням ходит и проповедует еврейка. После войны она хотела и дальше продолжать – из благодарности, но приехал родственник и увез ее в Соединенные Штаты.

Лесопилка Герша Гольдберга. Вокруг лежали аккуратно сложенные штабелями распиленные бревна. Когда в субботу на небе зажигалась первая звезда и шабат заканчивался, все отпивали по глотку вина из общего бокала и говорили друг другу: гит вох – хорошей недели. Это служило знаком для молодежи: парни отправлялись с девушками “на чурбаны” к Гольдбергу. Их младшие братья и сестры шли следом – подглядеть, что делается вечером “на чурбанах”. Герш Гольдберг погиб в Белжеце.

Развалюха близ еврейского кладбища. Тут жил Янкель Блатт, родной брат отца Тойвеле. У него было двое детей, он был безработный и коммунист. Когда в сентябре 1939 года город заняли русские, дядя Янкель с энтузиазмом их приветствовал. Теперь будет работа, повторял он, теперь все будет по справедливости. Коммунисты нацепили красные повязки и выдавали русским буржуев – польских и еврейских, а также возвращавшихся после сентябрьской кампании солдат. В числе прочих арестовали Юду Помпа, торговца шелком и владельца дома с уборной. Через две недели русские отступили. Город заняли немцы. Погибли и коммунист Янкель Блатт, и Юда Помп, классовый враг. В Сибири у Помпа шансов выжить было бы намного больше, чем в Собиборе, но русские, к сожалению, не успели сослать избицких буржуев.

Блатт говорил и говорил, в Избице насчитывалось три тысячи евреев, а он не исчерпал и первой сотни. Навестил Малку Лернер, дочку мясника (мы проходили мимо их дома). Малка – стройная, высокая, черная, главная заводила в компании девочек из зажиточных семей, – открыла ему дверь в лазурном халате. Подавая печенье, слегка наклонилась, приоткрыв грудь. Не случайно и не застенчиво, а с нескрываемой гордостью. Ей было двенадцать, а у нее уже росли грудки. Печенье было с маком. На Пурим такие треугольнички с маком, прикрыв белой салфеткой с мережкой, носили соседям. Малка верховодила богатыми девочками, а Эстер – поменьше ростом, тоненькая, светловолосая, – бедными. Эстер была неказиста, но в старости выглядела бы лучше, чем Малка, – признался не очень охотно Блатт. Наверно, боялся, что это будет предательством по отношению к Малке. Эстер не располнела бы и сохранила фигуру, но она не успела состариться. Юзек Бресслер, сын зубного врача, рассказывал в Собиборе, что, когда их туда везли, оказался с Эстер и Малкой в одном вагоне. Посмотри, говорила Малка, мне пятнадцать лет, я никогда не спала с парнем и уже никогда не узнаю, как это бывает. Обе погибли. Юзек Бресслер убежал вместе со всеми, но подорвался на мине.