Воспоминания о Евгении Шварце - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Биневич cтр.№ 106

В то время, когда, вернувшись из Полярного, я оказался в своей квартире, в Москве, у меня неожиданно появилась четырехлетняя дочка.

Евгений Львович подружился с Галей. Укладывал ее спать. Рассказывал ей на ночь всякие истории. Она потом утром старалась мне их пересказывать. Но так интересно не получалось, и она мне советовала:

— Папа! Пусть он сегодня тебя уложит спать вместе со мной, и ты послушаешь.

Ободранная моя квартира напоминала постоялый двор из «Обыкновенного чуда». Через комнаты тянулась труба от железной печки, тут же дрова и уголь. Недалеко детская кровать. Постоянно ночевал кто-нибудь из друзей-моряков, проезжавших через Москву с Баренцева, Белого, Черного морей, с Тихого океана или с Каспия. Вечная толкучка. Первое время после детского дома Галя не могла хорошо понять, кому из нас следует говорить «папа». Встречи, расставания, известия о потерях, спирт, консервы и долгие задушевные беседы.

Как-то сидели мы в затемненной квартире с выбитыми от бомбежки стеклами и забитыми фанерой окнами. Были Шварц, я, Герой Советского Союза командир знаменитой подводной лодки Израиль Фисанович (2) и еще один подводник, капитан третьего ранга. Кто-то привез с севера свежезасоленную семгу. Я достал водку-тархун и полбуханки черного хлеба. Мы прихлебывали водочку, заедали семгой с хлебом. Беседовали. Шварц и Фисанович встретились впервые.

Они сразу понравились друг другу. Фисанович, двадцатидевятилетний подводный ас, и сорокавосьмилетний пожилой литератор. Оказалось, что Фисанович знает наизусть не только Лермонтова, но и всех интересных современных поэтов.

Во время боевого похода на подводной лодке Фисанович распевал песенку на слова Олейникова: «Неприятно в океане почему-либо тонуть: рыбки плавают в кармане, впереди неясен путь».

Шварц прочитал стихи поэта, неизвестные Фису… Под утро Фис рассказал о том, как года полтора назад (мы в то время жили с ним в Полярном в одной комнате, и я, естественно, знал все его жизненные перипетии) его вызвал к себе командующий Северным флотом Головко и предложил поехать в Среднюю Азию в Военно-морскую академию (она туда была эвакуирована) учиться.

Фис отказался.

— Почему? — заинтересовался Шварц. — Война продлится долго, возможны впереди и другие войны. Нужны образованные и опытные флотоводцы. А вы ведь и так потопили тринадцать кораблей.

Фисанович рассказал о своем ответе командующему. Он поблагодарил за высокую честь и доверие. «Но, видите ли, товарищ вице-адмирал, я моряк, командир подводной лодки. Ну как я брошу свою команду, с которой ходил в тринадцать походов! И есть еще одно обстоятельство. Я еврей… У меня еще особые счеты с Гитлером».

Потом Евгений Львович часто вспоминал Фисановича, этот вечер, эти слова…

Через несколько месяцев Фисанович погиб в море. Погиб как герой, в бою… Как огорчился Евгений! Как будто потерял сына.

Шварц легко сходился с людьми. Был добр, ужасно смешлив. Ненавидел грубость, хамство.

Однажды мы стояли с ним в кабинете директора Управления по охране авторских прав. Я был очень беден, пьесы не шли. Просил аванс под будущие пьесы. Директор отказал, кипятился и ругал меня.

Шварц повернулся и вышел, громко хлопнув дверью.

— Ты знаешь, — потом говорил он мне. — Из-за этого разговора я решил как можно скорее возвратиться домой в Ленинград. Ведь он неплохой парень, этот директор. Он, наверное, добрый. Но этот стиль начальника над писателями, напускная грубость…

Он был деликатен, воспитан удивительно. Умел снисходить к недостаткам друзей. Грубость, небрежность, халтуру, двоедушие ненавидел откровенно. В театр ходить не любил. Только в крайнем случае… Прекрасно рассказывал эпизоды своей театральной юности, описывая Ленинград двадцатых годов, охотно делился замыслами.

* * *

Вот он уже у себя дома, в маленькой квартирке на канале Грибоедова, окруженный, как всегда, друзьями. С любимой женой. С пушистым котом Барсиком. Снова стал полнеть. Немного, не так, как перед войной, но округлился, что к нему шло. Писал… Я часто после войны приезжал в Ленинград, подолгу там жил. В «Астории» или неподалеку от него, в «Европейской». Был частым его гостем. Вечерами мы гуляли по городу, я ему рассказывал о цыганах (я тогда работал завлитом в «Ромэн»), об их нравах и истории, мы с ним играли импровизированные диалоги двух философов на Одесском бульваре или председателя комитета по делам искусств с Борисом Годуновым, много смеялись, вспоминали…

По предисловиям к изданиям Шварца у многих может создаться впечатление, что он был вроде ласковой старой няни, вяжущей чулки и рассказывающей разные разности.

Его называют «добрым сказочником», «ласковым волшебником», «фантазером»…

Ни дать ни взять, бабушка в чепце с немецкого надпостельного коврика.

Нет-с, он не был таким. Ошибка! Штамп! Он был молод, задирист, бесконечно изобретателен, весел. Он был легко подвижный и мгновенно зажигающийся лицедей. Умел видеть сущность людей и событий. Легко подмечал смешные стороны. Был вспыльчив. Умел любить и ненавидеть. Знал, что такое страдание и сострадание. Он был талантлив, воинствен, романтичен. Не старая добрая бабушка, и не Дед Мороз, и не волшебник с неподвижно улыбчивым ликом, в балахоне с широкими рукавами. Его произведения запрещали. Его ругали в газетах и в журналах. Его пьесы проваливали иногда нарочно, чтоб доказать, что он бездарен. Были и такие методы борьбы. А пьесы пробивались. Если сравнивать его с персонажами его произведений, он был Рыцарь, странствующий Рыцарь, живущий для блага людей.

Когда Ланцелот отрубил Дракону все его три головы, они, издыхая, бормочут последние слова:

— Меня утешает, что я оставляю тебе прожженные души, дырявые души, мертвые души…

Шварц любит людей нежно, пламенно. Ради них он пошел на бой с драконом, и с бургомистром, и с его сыном. В бой за души.

На мой взгляд, Евгений Шварц и его литературное наследство занимают в современной драматургии место не меньшее, чем Бертольт Брехт. Конечно, теперь пьесы Шварца идут во многих театрах и в кино, печатаются… Но не настала ли пора один из ленинградских или московских театров, близких ему по духу и мироощущению, по художественному восприятию искусства, сделать театром Евгения Шварца? Ставить там пьесы Шварца и, разумеется, не только его. Собрать актеров, которые любят и умеют играть Шварца. Может быть, тогда новую жизнь обретут и «Красная Шапочка», и «Снежная королева», и «Голый король», «Тень», «Золушка», «Сказка о потерянном времени», «Дракон», «Царь Водокрут», «Клад» «Повесть о молодых супругах», «Обыкновенное чудо», «Новые приключения Кота в сапогах». Смотрите, какое богатое наследство оставил нам этот такой непохожий на других писатель.

Как хотелось бы, чтоб это наследство было собрано в одном театре. И тут же открыть музей Шварца. Показать, как писатель был связан с жизнью, с героями этой жизни, с художниками, артистами, писателями, музыкантами, учеными, как живо интересовался не только литературой, но и наукой, ее новыми достижениями.