Камчатские экспедиции - читать онлайн книгу. Автор: Витус Беринг cтр.№ 73

Камчадал же обычно не так легко идет на это, а отвечает, что, мол, он еще не знает его как следует, а потому и не знает, может ли быть ему другом, так как ведь недостаточно только называться другом, а нужно на самом деле сделаться другом и оставаться им навсегда. Такими словами они часто отклоняют многие предложения дружбы или просят предоставить некоторую отсрочку для размышления.

Насколько предупредительны они по отношению к посторонним, настолько ленивы они в отношении самих себя. Они нисколько не заботятся о том, чтобы создать какие-нибудь запасы. Добыв причитающийся для уплаты ясака мех, многие из них в течение всей зимы не отправляются больше в лес, чтобы промыслить что-нибудь, а рассуждают так, что, дескать, мне больше не надо, пускай остальные звери бегают в лесу до будущего года, тогда они станут еще лучше.

И так во всем их обиходе: они не стремятся ни к какому излишку, но стараются добыть только необходимое к существованию, а если имеют столько, сколько им надо для удовлетворения насущных потребностей, то большего не ищут, а ценят только свою свободу.

Камчадальские женщины, напротив, очень трудолюбивы, и могу сказать по правде, что нигде на свете не встречал таких прилежных женщин, ибо они никогда не остаются праздными.

Вся их работа распределена в зависимости от времени года, а от мужчин они получают только ту помощь, что те ловят для них рыбу и доставляют ее домой, в то время как женщины проводят целые ночи в работе, чистят рыбу, а днем заняты подготовкой ее к развеске и сушке, а также к засолке; и все это продолжается до следующего вечера, когда вся работа начинается сначала.

Так продолжается в течение всего мая, июня и июля. В августе и сентябре они собирают ягоды и копают луковицы желтых лилий (сараны), накапливая запасы на зиму. Далее идет работа по сбору, резке и очистке сладкой травы. Эту работу женщины стараются не упустить, так как это их собственный доход, и много ли, мало ли они наработают, а за каждый фунт получают по десять копеек.

В октябре начинается сбор крапивы, и в течение всего ноября они заняты ее обработкой, чтобы привести ее в состояние, пригодное для прядения. В декабре и январе они прядут пряжу, а в феврале и марте заняты плетением сетей, в чем им немного помогают мужчины.

В апреле они отправляются в лес за сбором черемши, или дикого чеснока, а также иногда выезжают с мужчинами на сбор яиц и помогают варить соль. В мае весь этот круг работ начинается с начала и продолжается так в течение всей их жизни. Женщины немного толще мужчин, но руки и ноги у них также очень малы.

Волосы и глаза у всех черного цвета; они очень любят густые прически, так что если им случается где-нибудь раздобыть чужие волосы, они вплетают их в свои собственные волосы, и в конце концов образуется густая и плотная прическа наподобие войлока — и это, по их мнению, чрезвычайно красиво.

Женщины также весьма покорны своим мужьям и очень покладисты; очень редко приходится слышать, чтобы они жили в несогласии с семьей. Во времена язычества мужчины имели по нескольку жен, а в настоящее время только по одной. Это удерживало многих в течение долгого времени от перехода в христианство, ибо они говорили, что им жаль оставить своих жен, которым после этого, быть может, будет грозить нужда.

Как и мужчины, женщины носят одежду из собачьих шкур, сделанную по одному и тому же фасону. Только главы родов — тойоны и тойонки, что у них значит: князь и княгиня, — носят одежду из оленьих шкур, кое-где немного вышитую и увешанную со всех сторон кусочками меха бобров, соболей, черных и белых лисиц и других животных; это их самая праздничная одежда. Вот все, что я хотел рассказать о камчадалах.

В заключение я хочу сообщить, что во время моего пребывания на Камчатке там было не более четырех тысяч камчадалов мужского пола, в то время как за сорок лет до того и еще ранее их насчитывалось, по крайней мере, вдвое больше. Такое заметное уменьшение их произошло по различным причинам.

Во-первых, лет тридцать тому назад между ними жестоко свирепствовала оспа, от которой умерло несколько тысяч человек, так как у них, как и у других восточных народов, если появится эпидемия оспы, то после нее мало кто остается в живых. Во-вторых, они сами несколько раз устраивали бунты-восстания и волнения, так что пришлось добрую долю их перебить, чтобы привести остальных к благоразумию.

В-третьих, назначавшиеся из Якутска на Камчатку и часто сменявшиеся комиссары очень многих увезли, а попросту говоря, украли и похитили, пока это не стало известно. В 1733 году последовало запрещение, чтобы никто, под страхом тяжкого наказания, не смел ни одного из них оттуда вывозить, и с этого времени действительно число камчадалов стало снова расти. На этом сообщение мое заканчивается.

В двенадцатой главе я уже говорил о морских животных, которых в 1741 и 1742 годах, во время нашего пребывания на острове Беринга, мы использовали для нашего питания. Я не привел, однако, описания их внешнего вида и свойств, а потому, согласно обещанию, я подробно изложу все, что мне удалось наблюдать там, полагая, что это читателю не будет неприятно.

Кит, которого вследствие громадной величины его тела мы считали как бы провиантским магазином, о чем уже выше мной было сказано, все же остался для меня загадочным животным, и о нем я, пожалуй, ничего больше не могу сообщить, кроме того, что его мясо и жир я очень часто употреблял в пищу и утолял ими свой голод.

Так как киты, которых прибивало к берегу и выбрасывало морем, по всей вероятности, уже в течение продолжительного времени после своей смерти носились по морю, то, возможно, они потеряли частично свой нормальный вид, а мясо и жир их успевали уже приобрести кисловатый вкус, но тем не менее мы с удовольствием и аппетитом его поедали. Это морское животное уже с давних времен отлично известно в Европе, а потому особого описания его вовсе не требуется.

Первым морским зверем, которого я опишу, будет поэтому камчатский бобр. Шкура его совершенно черная, с длинным волосом, попадаются иногда между ними и такие, у которых замечается примесь волоса серебристого цвета. В воде и при солнечном свете морской бобр очень красив на вид.

Мех его хотя и длинноволосый, обладает все же драгоценным блеском, напоминающим мех соболя. Самая большая шкура, снятая и растянутая для просушки, равна по величине приблизительно шкуре трехмесячного теленка, а туша его, то есть мясо, за которым мы главным образом охотились, весит примерно от сорока до пятидесяти фунтов; оно крайне жестко, невкусно и жилисто.