Я отнюдь не чувствовала себя прекрасной – не в данный момент. Скорее, «обгаженной».
Но, не успела я открыть рот, чтобы на это пожаловаться, как в дверь открытого балкона вдруг долетели звуки гитары и снизу из сада зазвучал зычный мужской голос.
– Не-е-е-ет, – стонала Радка, – только не это, только не оральные песнопения… Этого еще не хватало! Он же всех перебудит!
Под нашими окнами выводил одну серенаду за другой мистер «борода».
– Где он узнал, где я живу?! Вот же свинтус. Оболтус! Онанист-орарист!
Свен плевать хотел на то, что его «любовь» злится и брызжет слюной.
– Иди отсюда! Иди, говорю! Свали, кыш! – она гнала его, как вшивого уличного котяру, решившего позариться на белоснежную породистую кошечку. – Улепетывай, говорю!
«Моя Радуля, моя награда, тебя одну мне в целом мире надо…
Выходи Радуля, выходи Лапуля, покажу тебе я «о-ля-ля»…»
– Я ему это «о-ля-ля» перекину через жопу и вокруг шеи затяну!
Шумели обдуваемые ветром кроны деревьев; где-то снизу распахнулось окно – у исполнителя серенад прибавилось зрителей.
– Создатель! – металась по комнате Радка. – Стыд-то какой! Они ведь поймут, что он это мне… Как же его прогнать? Нежка, как его заткнуть?
Я не отвечала по той простой причине, что в этот момент затыкала собственный рот одеялом, чтобы мой смех не добавил масла на раскаленную сковороду.
– Кыш! Иди отсюда, распелся тут!
«Мое бедное сердце – оно без тебя погрязло в темноте…»
Вдруг сменилась пошлая песенка блюзовой балладой. Довольно, кстати, мелодичной и качественно исполняемой.
«И лишь один цветочек зажжет его везде…
Включи меня, как лампочку в подвале,
И вместе из одиночества мы свалим».
Свен не прекратил петь ни тогда, когда с ним рядом упал наполненный водой полиэтиленовый пакет, ни когда Радка пригрозила, что сейчас обязательно позовет охрану. Из соседских окон хихикали.
«Приходи, я здесь один. Включи меня, зажги меня
И влей мне в сердце немножечко огня.
Тебя увидел, Рада, и сон навечно потерял,
О, если б мог, как крепко бы тебя сейчас обнял…»
Радка держалась за голову, носилась взад-вперед и причитала, что Свен потерял и «сон, и мозги, и совесть» и что ему вообще нечего было терять, так как совести он точно никогда не имел, а с нее теперь, не приведи Создатель, взыщут штраф за нарушение вечернего спокойствия на территории обслуживающего персонала.
В какой-то момент она сделала ход конем – захлопнула балкон, врубила на полную кондиционер и забралась под одеяло.
– Все, спим. Спим! Пусть играет, что хочет и сколько хочет.
Прежде чем утихнуть, песни о «любимой Радке» звучали еще минут двадцать, и все это время с соседней кровати неслись проклятья:
– Всех блох этому коту граблями вычешу, для языка прищепку куплю – позор-позор… – шипела Радка шепотом. – Гитару еще раздобыл, перебудил весь пансион, ловелас недобитый…
Я безмолвно улыбалась темному потолку.
Глава 6
Будильник в это утро не звонил, так как накануне вечером Радослава указала на «экране персонала», что сегодня мы «выходные». Нам дали добро. И потому – сон без ограничений, сладкие потягушки, солнечный свет и щебет птиц сквозь распахнутый балкон – ночью, устав регулировать температуру кондера, Радка сама распахнула дверь (благо Свен к тому времени уже скрылся вместе с гитарой).
– Хорошо-то как, а-а-а? Слушай, надо почаще отдыхать. Может, будем работать один через один?
Я тоже балдела на мягкой постели – ни срываться, ни бежать, ни спешно одеваться в униформу.
– Кстати, сегодня по Городу мы можем гулять голыми. Вообще.
Эта мысль рассмешила нас обеих.
– Хм, голыми как-то непривычно. Лучше снова в униформе.
Да, наши тряпочки скрывали немногое, но они скрывали хоть что-то.
– Согласна.
– Ты первая в душ? Или я? Или сначала позавтракаем?
Обсудить сей насущный вопрос мы не успели, так как нам позвонили в дверь и… начались сущие чудеса.
Роз доставили ровно девяносто штук – в шести букетах по пятнадцать в каждом: красные, розовые, персиковые, бордовые, даже нежно-фиолетовые.
– Вот это да…
Радкины глаза распахнулись одновременно с вытянувшимся от удивления лицом.
Пока невзрачный парнишка-курьер вносил цветы и специальные серебряные поддоны-подставки под букеты, следом в нашу комнату пожаловал человек в белоснежном колпаке повара, белых перчатках и белых полупрозрачных трусах-боксерах:
– Завтрак-«люкс». Оплачен для двух прекрасных леди.
– Завтрак-«люкс»?
– Так точно. Нежный омлет со шпинатом и зеленью, салат из устриц, карпаччо, свежая выпечка, туллитанские сыры, клубника в шоколаде и шампанское.
– А просто чай или кофе?
– Конечно, чай и (или) кофе прилагаются. Но шампанское рекомендую попробовать – искристое, розовое, чрезвычайно изысканное на вкус.
– Ого, попробуем.
– Слушай, это твой полудурок вытворил или мой?
От этой фразы я прыснула; Радка тем временем целеустремленно и методично исследовала букеты на предмет открытки, записки или хотя бы чего-нибудь, указывающего на личность благодетеля. От обилия цветов по нашей мелкокалиберной комнате плыл сладкий розовый аромат, который смешался с запахом горячих булочек, и я вдруг против воли почувствовала себя изысканной и богатой дамой, живущей в многомиллионном особняке.
– Знаешь, а мне нравится – отлично начинается наш выходной.
И чего греха таить, мне хотелось, чтобы «благодетелем» оказался раскаявшийся Логан. Вдруг накануне вечером он сел, переосмыслил собственное поведение, решил, что повел себя, как идиот, и решил исправить ошибку? Нет, конечно, я бы не кинулась ему на шею и после девяноста роз, но «спасибо» озвучила бы от души, а при следующей встрече обязательно бы попросила оставить нравоучения для кого-нибудь другого.
«Уж, если ты хочешь со мной встречаться, то давай будем просто наслаждаться жизнью и друг другом», – сказала бы я. И он бы, согласный и раскаявшийся, кивнул.
Именно об этом я мечтала, когда заметила, что на мою грудь с огромным интересом смотрит практически обнаженный повар, – черт, мы же голые! Мы с Радкой голые и впервые, кажется, не заметили этого. Блин, а Город все-таки берет свое.