Внучка берендеева. Третий лишний - читать онлайн книгу. Автор: Карина Демина cтр.№ 22

— Спасибо. — Я руки коснулася.

Холодная, что камень старый. Но дорожка под ногами моими твердою сделалась. А под нею все одно топь, чую я ее…

— …только чаю я…

— Опасаешься? — усмехнулася старуха.

— Ваша правда. Уж не поймите превратственно, однако же… мне б возвернуться…

— Возвернешься, Зослава, возвернешься… проклятием нашим клянусь… идем, времени у нас немного. Пока луна спит, могу я путями иными ходить, да только стара стала, ослабла, и каждый шаг — силы тянет. Этак и вовсе обессилеть можно.

Идет.

Ведет.

И вот уж позади остались пустозвонные топи, в которых редко, да проклевывались синие озерца. На берегах их уж сабельник зацвел, а где он, там и кровохлебка будет, травка махонькая, невзрачная, зато способная избавить человека от кровяной да родильной горячки.

Я оглянулась.

— После, деточка. — Старуха пальцы мои сжала. — Еще успеешь набрать травок. Тут много чего растет… вот курослеп малый… и великий. Еще лапчатка есть, ну да она невелика редкость. Чабрец. Клюква. Цвет багульников. Белолистник… болота богаты, главное, уметь сие богатство собрать. Ты сумеешь.

Вновь не успела я увидать, как клятый остров возник. Откудова.

Вот не было его.

А вот нате, стоит, выкатился из туману. И вновь заборы.

Люди.

Сохнут сети… мужичок лодчонку чинит… как в прошлый раз.

— Он ее какую сотню лет чинит, — сказала старуха. — А она на следующую ночь вновь худою делается. Или вот Марфа нашая устала блины печь. Чего только не делала… порося забила, целую в печь сунула, а утром — порося в загоне копошкается, а тесто, на блины заведеное, булькает. У Никняты старшенький животом все мается… пацаненку двенадцатая зима пошла. Наелся сдуру зеленых яблок. И к вечеру чуть попускает, а с утра — все наново…

Она вела меня по узкое улочке, а люди будто бы и не замечали.

— Не видят. Они в ином мире, а мы… мы тут ныне гостями. Вот чутка погостюешь, и отпущу тебя.

Куда?

Уж не на то ли болото?

— Не меня тебе бояться надобно, девонька, — молвила старуха, и встала перед нами хата древняя-предревняя, в земле копанная, а сверху крышею из дранки крытая. Окна-дыры рыбьими пузырями затянуты. Дверь шкурой прикрыта.

— Проходь, гостьею будешь…

Старуха шкуру откинула и, глянув на меня — а глаза-то, что у рыбы, круглые да белые, — молвила:

— Пресвятою меня звали, правда, давно сие было… так давно, что позабыть бы, но не позволено нам забывать.

В хате потолок низенький, мне и не разогнуться, сетью затянутый. А с сети тое свисают, что трав пучки сушеных, что низки чешуи рыбьей, что хребты белые, обглоданные. Печка-мазанка в полкомнаты раскинулася, раскрыла черный зев, паутиною заросший. За нею горшок треснутый виднеется. Прислонилося к углу кочерга кривая.

— Сядь, не побрезгуй. — Старуха смахнула со стола крошки.

Кривобокий.

И ни скатерки, ни рогожки даже. Голое дерево глядится сырым, и прикасаться к нему боязно. Но сон же ж… я помню, что сплю.

Оттого и сажусь на чурочку, что стоит в хате заместо лавки.

— Кваску не предлагаю. — Пересвята налила себе из кривобокого кувшина. — Племянник мой лепил… еще когда мастеровать учился, пусть примет Божиня душу его… про нас всякое сказывали. Знаю… и за годы-то языки наплели, напридумвали. Хочешь знать, как оно на самом деле было?

Не хочу, у меня уж от знаниев лишних голова того и гляди треснет, что твой кувшин. Да разве ж выйдет отказаться от этакое чести? Коль уж тут очутилася, то буду слухать.

А квас полился темный, духмяный.

Правда, если прислушаться, то с рыбьим душком. Но что уж тут сделаешь? Вся их деревушка рыбою пропахла.

— Началося все в стародавние времена, когда еще царствия Росского вовсе не было, а были лишь княжества удельные. И на каждом князь сидел. Важный, что петух в курятнике. Бывало, княжества всего — полторы деревни, и князь всех мужиков по харям их ведает, да что мужиков, каждая свинья ему знакомая, да только все одно носу дерет. Взденет шапку драгоценную, шабельку повесит, и все… князь он… а у самого портки драные. И не суть важно. Ходили князья друг ко другу, кто в гости, но больше — воевать. У соседа, если послабше стал, милое дело землицы отгрызть. А коль не выйдет, так хоть пограбить. Люду простому, сама разумеешь, тяжко приходилось. Что не лето, то хаты пожгут, мужиков посекут, девок, тех… на веселье… в зимку-то им чего, у них амбары полные, а люд мается, кто дубовую кору с мукой мешает, кто вовсе отходит тихо… и азары, конечне, те зело полюбили на земли этие ходить. А чего ж не сходить? Князья-то друг с другом собачиться гораздые, а пред азарами шеи гнут, откупаются… кем? А тем же людом простым…

Квас она прихлебывала шумно, я ж сидела.

Глядела.

На паутину, на вязки трав, которые тронь и рассыплются прахом. И боязно мне было, что навек я в этое хате остануся, в этом сне.

— Нашу-то деревеньку тоже палили… раз и другой… князья… потом азары прошли, но от них люди в болотах схоронилися. Оне-то огненного духу дети, воды страсть до чего не любят, и в болото по воле своей в жизни не полезли б… тогда-то и втемяшилося нашему старосте тогдашнему вовсе на болота переселиться. Мы-то болот не боялися, жили тут, если не от начала времен, то как предки нашие поселилися, то и жили… бабы вон за ягодою хаживали, мужики зверя били. Детвора и та знала, как тропу увидать. А с народцем местным наш ведун договаривался. То куру им поднесет, то бус для кикимор. Оне ж хоть страшные, а все девки… то еще чего… хороший был мужик. На меня заглядывался.

Я представила того ведуна, который на этакую старуху заглядвался. И жалко мне его стало. Неужто во всем селе бабы иной не сыскалось?

Ведаю, любовь, она злая, но чтоб до такого!

Страх.

А Пересвята, будто подгледевши мое мысли, захихикала, рот рукою прикрыла морщинистой. А у самой пальцы, что из дерева струганные, да наспех, кривые и черные.

Ногти отросли.

Землица под ними забилася, впору репу сеять — прорастет.

— Ох, девонька, повеселила… мне-то тогда четырнадцатый годок шел только. Невестою была… завидною невестою. У батьки-то моего и конь, и две коровы, и коз было. Куры, гусаки… в хате мы все на перинах леживали… многие были б радые меня в дом взять. Небось и староста для своего сыночка подумывал, чтоб второю женою… не гляди так. Прежде-то уклад иной был. Говорю ж, как ни война, мужиков посекут. И что бабам? Одинокими до века жить? И каждой по-особицы помирать? Уж лучше в чужой дом второю аль третьею женой пойти, а там, коль случится беда, то и деток разом вырастят, и хозяйствие не запустят… многие так делали.

Странно сие.