Морена - читать онлайн книгу. Автор: Александр Афанасьев cтр.№ 92

— Токарев…

Фишман подслеповато смотрел на него.

— Что?

— А что в городе творится? У нас мокруха за мокрухой, мы возбуждаться не успеваем. Что с показателями по кварталу будет я не знаю… нас же всех поганой метлой. Да еще статейки эти… подметные.

Токарев подмигнул.

— А это ты Резника нашего спроси.

— Кого?

— Резницкого. Он у нас сегодня — с преступностью в городе и области борется.

* * *

Из заведения — Токарев поехал к чеченцам…

Чеченцы — имели в Одессе большее влияние, чем в любом другом городе Украины еще с девяностых. Тогдашний мэр Одессы Эдуард Гурвиц начинал с того, что организовывал работу чеченских шабашников на всем юге Украины и в Молдове, и потому — знал всех чеченских лидеров нового времени, поименно и за руку. Во время первой чеченской войны — Одесса стала тылом чеченских боевиков, там в больницах лечились раненые, оттуда же потоком шло в Чечню оружие. Когда задавался вопрос, отчего чеченские боевики вооружены были лучше чем русская армия, ответ был — потому что есть Эдик Гурвиц и есть украинские генералы, типа начальника Главного управления разведки, генерала Скипальского, которые сотнями и тысячами тонн отправляют в Чечню военные грузы, оружие стремительно сокращаемой украинской армии и выведенных на территорию Украины частей из Европы — оружие часто просто бросали на полигонах даже без учета. В девяносто седьмом — Гурвиц и националист Вячеслав Черновол — поехали в Грозный на инаугурацию Аслана Масхадова. Потом — чеченцы проиграли вторую войну, а Гурвиц проиграл выборы и ушел в тень — но деловые связи сохранились. Потому что всем надо и кушать хорошо и отдыхать хорошо. Ничего личного, просто деньги…

Папа чеченцев, Аслан Худоев — жил в самом богатом районе Одессы, в трехэтажном особняке. Как то раз — он в лицо оскорбил Сакарелидзе, губера — и тот умылся.

Худоев — когда Токарев приехал — как раз жарил шащлык, сам. Обалденные запахи разносились по двору, улыбались автоматчики — мяса много, достанется и им. У Худоева папа держал придорожную закусочную, пошел вверх, когда дядю назначили главой районной администрации…

— А запах…

— Гость в дом Аллах в дом. Садись, сейчас будет.

В отличие от прежних чеченцев — люди Кадырова были показательно набожными. Показательно в том же смысле, что и русские — они выстаивали намаз, а потом отправлялись пить водку…

— Что надо, Токарев? — спросил Худоев, обмахивая мясо опахалом — слышал, у тебя проблемы?

— Не дождетесь — отреагировал Токарев — комплекс Приморская. Шанибов.

— А?

— Помнишь то дело?

— Какое дело?

Токарев покачал головой.

— Не надо, Аслан. Когда вы налоговика припугнули. Я тебе еще пятнадцать штук отдал за беспокойство…

— Возможно. И?

— Веселовский, тот налоговик — в Киеве. Показания дал.

— Какие?

— Какая разница, какие?! Они и тебя и меня утопят.

— Меня не утопят.

Токарев заподозрил неладное.

— Почему?

Вместо ответа — Худоев взял с центра три палки с мясом, положил перед Токаревым.

— Ешь.

— Почему ты так уверен, что тебя не утопят?

…

— Тут был Резницкий, да?

…

— Что он тебе пообещал?

…

— Что у тебя проблем не будет?

Худоев пожал плечами.

— Аслан, мы с тобой не первый год знакомы, да?

Аслан покачал головой.

— Не так, Токарев. Совсем не так. Я человек восточный. С тобой я знаком, да. Но с начальником полиции я знаком дольше. И с начальником налоговой — дольше. И с начальником уголовки — дольше. И заметь — с начальником уголовки я знаком дольше, чем с тобой лично, понимаешь, Токарев?

Токарев отодвинул стул и встал.

— Пожалеешь.

— Да ты ешь мясо. Барашек еще час назад бегал.

— Спасибо, сыт. Знаешь, Аслан, есть такая поговорка — в говне брода нет. И ты только что в это говно вступил…

* * *

От чеченцев — Токарев поехал домой…

Он жил в довольно приличном и новом комплексе «Радуга» — достаточно приличном, чтобы жить со всеми удобствами, и достаточно дешевом, чтобы к нему не возникало вопросов связанных с источниками происхождения денег на покупку жилья. Фары — привычно осветили дом, шлагбаум… он почему то не открывался, и Токарев вышел чтобы открыть его вручную. Рядом стоял большой фургон, около него — парень ссорился с девушкой, он кричал на нее на каком-то непонятном языке — а она отвечала на русском, но при этом они как-то понимали друг друга. Пьяными они не были — ни тот ни другой, разговор шел за какие-то деньги. Когда Токарев подошел к шлагбауму — парень ударил девушку, та пошатнулась — и Токарев решил, что пора вмешаться.

— Стоять! — крикнул он, и сделал шаг навстречу. Потом еще один и еще.

В фургоне с грохотом прокатилась по рельсам дверца — и на груди Токарева появилась красная метка лазерного прицела.

— Садись в машину… — сказали по-русски.

Прежде чем он успел что-то предпринять — тот парень у машины ударил его в пах и освободил от кобуры с пистолетом…

* * *

Токарев — работал в милиции (потом в полиции) почти уже пятнадцать лет, начинал на земле, что было сейчас редкостью — и потому мало чего боялся. Он знал уголовников, знал их натуру, их нрав, знал, что от них можно ждать. Знал он и собственных коллег, которые в последнее время от уголовников отличались несильно, знал собственное начальство и чего от него можно ожидать (только плохого) — короче говоря, Токарев был прохаванным ментом, которого ничем в жизни не удивишь.

Но вот сейчас он испугался. И сильно. Потому что он понял, что те, кто его захватил — не братва, не уголовники. Это — террористы. Люди принципиально иной породы, иной мотивации. С которыми не договориться — никак.

Бусик, в который его затащили — двигался. И куда его везли — он не знал. Его приковали его же наручниками к потолку машины, и он так и стоял. При каждом рывке машины — руки болели.

С ним — в фургоне было двое. Оба в масках. Только тот факт, что они были в масках — хоть как-то сдерживал его страх. Если в масках — скорее всего не убьют. Если бы собирались убить — засветили бы, скорее всего, рожи.

Но все равно было страшно.

У того, что был перед ним — был автомат. Калашников, с глушителем, лазерным и коллиматорным прицелами — такие изредка промелькивали в репортажах из зоны АТО. Он был одет в черные карго-штаны и черную куртку — флиску с капюшоном. Если сказать, что вид был устрашающий — это значит, не сказать ничего.