Благодарности
Описанные в романе события происходят в сердце вселенной “StarCraft”, которая не существовала бы без тяжкого труда талантливых дизайнеров, художников и программистов компании “Blizzard Entertainment”.
В тёмной комнате ярким пятном выделяется фигура человека в изодранном плаще. Нет, он не освещён прожекторами. Он сам состоит из потоков света, которые струятся, извиваются, складываясь в объёмное изображение. Человек говорит в темноту, не ведая, есть ли хоть кто-то за пределами этого сияния. Его это мало заботит. В левой руке сигарета, от неё тянется призрачный дымок. Этот человек – осколок прошлого, застывший в свете, играющем для невидимых зрителей.
– Вы знаете меня, – произносит сияющая фигура после затяжки. – Вы видели моё лицо по Сети Новостей Вселенной, вы читали статьи, подписанные мной. Некоторые из них даже написал я сам. Другие… скажем, у меня талантливые редакторы. – Человек устало пожимает плечами…
В записи говорящий напоминает маленький манекен, однако очевидно, что в реальной жизни он имеет нормальные рост и пропорции, ну разве что излишне худощав. Его плечи опущены – то ли от усталости, то ли под грузом прожитых лет. Тёмно-русые волосы перемежаются седыми прядями и собраны в хвост, прикрывая изрядную лысину. Лицо чуть более измождённое, чем обычно бывает у репортёров, но все ещё узнаваемое. Спокойное, хорошо знакомое человечеству, обживающему космос, лицо.
Самое необычное в этом лице – глаза. Их взгляд так пронзителен, что даже запись передаёт ощущение, будто он проникает в самые потаённые уголки душ зрителей. В этом и состоял главный талант этого человека: чувствовать свою аудиторию, даже находясь на расстоянии световых лет.
Мужчина вновь затягивается сигаретой, и его голова тонет в клубах дыма.
– Вы, наверное, слышали официальные сообщения о падении Конфедерации Людей и о великом зарождении империи, называемой Терранским Доминионом. Вы также, возможно, слышали рассказы о появлении чужих, об ордах зергов и о божественных протоссах. О битвах в системе Сара и о падении Тарзониса. Вам знакомы эти репортажи. Как я уже говорил, некоторые из них подписаны моим именем. Часть из них даже правдива.
В темноте за пределами светового кольца кто-то беспокойно ёрзает. Голографический проектор выпускает лишь случайный всполох, непослушные фотоны, но публика на миг погружается в тайну. Где-то позади окутанных тьмой зрителей раздаётся звук капающей воды.
– Итак, вы читали мои репортажи и верили им. Но сейчас я здесь, чтобы сказать вам, что большинство из них были выхолощены властями. Ложь, большая и маленькая. Ложь, приведшая нас к нынешнему печальному положению, которое таковым и останется, если мы не выясним, что же произошло на самом деле. Что случилось на Чау Сара, Map Сара, Антиге Прайм и в самом Тарзонисе. Что случилось со мной, моими друзьями и врагами, конечно же.
Человек делает паузу, оглядывается вокруг, его всевидящие глаза смотрят прямо в души зрителей.
– Я – Майкл Дэниел Либерти
[2]
. Репортёр. Считайте это моим самым главным, возможно, последним репортажем. Считайте это моим манифестом. Считайте это чем угодно. Я здесь лишь затем, чтобы рассказать, как всё было на самом деле. Я здесь, чтобы установить истину. Я здесь, чтобы поведать правду.
Глава 1.
Насильная вербовка
[3]
До войны всё было по-другому. Чёрт подери! Вспоминая те времена, видишь, что мы просто проживали день за днём, делали свою работу, подписывали чеки и заставляли страдать своих ближних. Мы не предполагали, что может случиться беда. Мы были жирными и счастливыми, как черви, копошащиеся в падали. Бывали единичные вспышки насилия – восстания, революции, произвол колониальных правительств, – что предполагало необходимость содержать вооружённые силы, но это не могло реально угрожать тому образу жизни, к которому мы привыкли. Да, оглядываясь назад, мы понимаем, что были зажравшимися и наглыми.
И если бы даже вдруг началась настоящая война, это была бы проблема военных. Проблема морской пехоты. Не наша.
Манифест Либерти
Город раскинулся под ногами Майка, словно опрокинутое ведро с рыжими тараканами. С головокружительной высоты офиса Хэнди Андерсона Майк мог даже разглядеть горизонт между зданиями. Город простирался вдаль, на краю мира превращаясь в рваную, зазубренную линию.
Город Тарзонис на планете Тарзонис. Самый важный город на самой важной планете Конфедерации Людей. Город такой великий, что его имя повторялось дважды. Город такой огромный, что население его пригородов превышало население некоторых планет. Яркий огонь цивилизации, преемник Земли, ныне затерянной в истории и мифах былых поколений.
Спящий дракон. И Майк Либерти не рискнул бы дёрнуть его за хвост.
– Отойди от края, Майки, – произнёс Андерсон. Главный редактор надёжно укрылся за своим столом, стоявшим так далеко от панорамного окна, как это только было возможно.
Нотки беспокойства в его голосе доставили Майку Либерти удовольствие.
– Не волнуйся, – ответил Майк. – Я не собираюсь прыгать, – добавил он, сдерживая улыбку.
Майк (впрочем, как и остальные журналисты) знал, что главный редактор страдает акрофобией
[4]
, однако не может отказаться от стратосферного вида из офиса. Поэтому в тех редких случаях, когда Либерти вызывали в кабинет босса, он всегда становился возле окна. Большую часть времени Майк и остальные рабочие лошадки новостного бизнеса трудились ниже, на четвёртом уровне, или в студиях вещания в подвальных этажах.
– Твой прыжок меня не волнует, – заявил Андерсон. – С прыжком я могу справиться. Он бы решил множество моих проблем, да ещё и дал заголовок завтрашнему изданию. Меня больше беспокоят снайперы, которые могут снять тебя с соседнего здания.
Либерти повернулся к боссу:
– Кровавые пятна, от которых потом так трудно отмыть ковёр?
– Не только, – с улыбкой ответил Андерсон. – Ещё и новое стекло придётся вставлять.
Либерти бросил последний взгляд на копошащийся внизу муравейник и вернулся к мягким креслам перед столом. Андерсон старался выглядеть невозмутимым, но Майк услышал долгий, медленный выдох, раздавшийся, как только он отошёл от окна.
Майк Либерти устроился в одном из кресел Андерсона. Они производили впечатление обычных, но были сконструированы таким образом, что проседали на один-два дюйма
[5]
, когда кто-то садился в них. Это позволяло лысеющему главному редактору с его огромными бровями выглядеть более внушительно. Майк знал об этом, а потому не был впечатлен.