— Ага, спи дальше. Куда уж теперь усыпать-то. Через час будильник прозвенит, — проворчал Яковлев. Впрочем, голос у него уже не был сонным.
— Паша, а где у нас сейчас Столыпин?
— Ванечка, а ты там здоров? — аккуратно поинтересовался он. — Я, ей-богу, в последнее время за тебя переживаю. Может, тебя врачу показать? Зачем тебе в твоем Залахудринске Столыпин?
— Паша, ты мне просто можешь по-человечески сказать, где он?
— Да где ему быть-то?! — заорал Яковлев, теряя самообладание. — В рейсе он. Вчера в Архангельск фуру с маслом погнал. А где он конкретно в данный момент времени, я не знаю, на трассе где-нибудь, в отстойнике спит. Позвони да спроси, если тебе так приспичило.
— А напарником у него кто? — Иван и сам не знал, зачем выясняет все эти подробности. Дорога на Архангельск никак не проходила мимо городка, вползающего сейчас в темные и мрачные окна корсаковского кабинета. — Или он, чтобы заработать, один поехал?
Это было строжайше запрещено. Иван соблюдал технику безопасности, потому что ему казалось, что именно он в ответе за жизнь и здоровье его водителей. Однако те, стремясь получить двойную оплату, частенько пытались обойти его запрет. И Иван справедливо полагал, что за время его отсутствия дисциплина вполне могла расшататься. Яковлев на подобные вещи смотрел сквозь пальцы, потакая человеческим слабостям.
— Вань, я не больной, — тут Пашка от души зевнул. — Я твои требования не просто соблюдаю, я их трепетно блюду, чтобы ты, вернувшись, не сообщил мне, что я тут все развалил. Так что Петька уехал с напарником. С Колькой Ивониным.
Услышав фамилию Ивонина, Иван расслабился. Когда-то давным-давно это был его напарник. Точнее, сам Иван, молодой и зеленый, вчерашний студент, попал в напарники к Ивонину, с которым они вместе исколесили полстраны и который стал первым, кто пришел на работу в новенькую корсаковскую фирму. Уж кто-кто, а Ивонин точно не мог замыслить против Ивана ничего дурного.
— Ладно, Пашка, прости, что разбудил, — примирительно сказал он. — Нервы стали ни к черту, вот и мерещится всякая глупость. У меня тут неприятности опять.
— У тебя все время неприятности, — сообщил Яковлев безмятежно. — Бросал бы ты этот порт к чертям собачьим. Ехал бы домой. У нас тут хорошо. Тепло, светло, никакого пожара.
— Паша, а ты откуда про пожар знаешь? — снова напрягся Иван.
— Какой пожар? — в голосе заместителя прозвучала легкая оторопь.
— Ты сейчас сказал, что у вас там никакого пожара. А вот у меня в порту как раз только что пожар потушили.
— Да ты что! — охнул Павел. — Ванька, я ж просто так сказал. В том смысле, что мы без форс-мажора живем и работаем. Вот и все. Ничего себе. И впрямь непруха у тебя какая-то. Уезжай оттуда, Вань.
— Нет, Паша, теперь точно останусь, — твердо сказал Иван. — У меня тут человека убили. Хорошего человека. Настоящего. Так что пока не разберусь, не приеду.
— Ладно, Дон Кихот. Не переусердствуй там с ветряными мельницами, — сердечно сказал Павел. — Помощь будет нужна, звони в любое время. Хотя лучше после семи утра.
Отключив телефон, Корсаков в задумчивости посмотрел на монитор, где на паузе застыло знакомое лицо. Нет, конечно, это не Столыпин. У парня на экране лицо было другой формы — более круглое. Скорее всего, это кто-то из рабочих. В конце концов, Иван за три месяца не мог выучить в лицо всех членов своего трудового коллектива, в котором работали двести пятьдесят человек.
Скорее по въевшейся за годы ведения бизнеса привычке доводить все до конца он набрал номер главного инженера.
— Слушай, Николай Петрович, — сказал он. — Можешь зайти ко мне? Дело есть.
Большаков, лицо которого приобрело уже апоплексический цвет, появился в кабинете почти сразу. Видимо, был у себя — через приемную.
— Ты чего красный такой, Николай Петрович? Давление поднялось?
— Да поднимется тут, — жалобно сказал Большаков. — Не каждый день у нас в порту пожар да убийство.
— Доделай все, что я сказал, и езжай домой, — велел Иван. — Мне тут еще и твой труп не нужен.
— Не дождетесь. — Главный инженер вдруг усмехнулся. — Ты звал-то чего?
— Посмотри, это кто такой? — спросил Иван, поворачивая экран с застывшим на нем изображением парня, похожего на Петьку Столыпина.
— Илюха Глазов. — Большаков непонимающе посмотрел на директора. — Правда, он у нас уже не работает, в областной центр устроился офисную технику продавать. Но к ребятам иногда заходит. Работает-то день через день, а дома скучно сидеть.
— Ясно, — окончательно расслабился Иван. — Все, Николай Петрович, двигай ближе к дому.
Нажав на кнопку мыши, он запустил видеозапись дальше. Картинка задвигалась, ожила. Петька Столыпин, оказавшийся на самом деле неведомым Ивану Илюхой Глазовым, моргнул, отвернулся и исчез из поля видимости.
— Стой! — вдруг заорал возбужденный главный инженер. — Вертай назад, Михалыч. Там же Беляев, мать его.
Иван вновь включил перемотку. Теперь на экране застыло новое лицо, худое, удлиненное, с тонкими аристократическими чертами, светлыми и ясными глазами и небрежной русой челкой, лихо спадающей на лоб. Лицо бывшего миноритарного акционера порта Алексея Беляева.
— Он же позавчера приходил! — Иван изумленно смотрел на экран. — Мне Новиков говорил, что меня искал Беляев.
— Приходил. — Главный инженер без сил опустился на стоящий рядом со столом стул. — И позавчера, и вчера. Все тебя искал. А ты, Михалыч, только уехал. Во-первых, непонятно, чего он вообще в порт зачастил. Что ему тут надо, а? А во-вторых, я его в коридоре встретил, сказал, что тебя нет и сегодня больше не будет. Ты ж предупредил, что дела у тебя. И почему он после этого не уехал?
— С чего ты взял, что не уехал? Может, он как раз из конторы вышел и к воротам идет.
— Да включи ты. — Инженер досадливо щелкнул мышкой. — Как же к воротам, если он как раз наоборот, к докам идет.
Беляев на экране дернулся и действительно пошел в сторону доков. Из-за угла навстречу ему вдруг вышел Маргулис. Они остановились, поздоровались и синхронно закурили, разговаривая о чем-то. Разговор длился минуты три, на протяжении которых Корсаков и Большаков как зачарованные смотрели в монитор, отчего-то затаив дыхание. Затем Беляев махнул рукой в знак прощания и двинулся дальше к докам, а Гришка, постояв немного, развернулся и зачем-то не спеша пошел вслед за ним, хотя до этого точно двигался в другую сторону.
— Да-а-а, — хрипло сказал Большаков и вытер вспотевшую лысину. — Дела-а-а. Разрази меня гром, но подозрительно все это, Михалыч.
— Очень подозрительно, — согласился Иван. — Ладно, полиция разберется. Запись я им отдам и на этот момент внимание обращу, разумеется. Иди ты, Николай Петрович, ей-богу. На тебя смотреть больно.
Выпроводив главного инженера, он лениво досмотрел запись до конца, но больше ничего интересного или необычного на ней не увидел. Часы показывали уже начало восьмого, оттягивать дальше визит к жене Маргулиса было неприлично, а Корсаков еще должен был заехать домой, чтобы предупредить Риту и Лиду, что поездка в Питер отменяется. Рите он позвонил по телефону, а вот номера Лиды у него не было. Захватив из сейфа пачку с деньгами, чтобы передать Гале Маргулис, он вышел из офиса, прошел к своей машине и выехал за территорию порта. Он не видел, да и не мог видеть, как с площадки между вторым и третьим этажами офисного здания вслед ему изучающе смотрел один человек. И его взгляд не предвещал Корсакову ничего хорошего.