Советская военная разведка в Китае и хроника «китайской смуты» (1922-1929) - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Алексеев cтр.№ 68

Фрейман Ян Янович¹⁷⁸ – резидент в Риге с июня 1926 года (член РКП(б) с 1918 г). «В разведке – с ноября 1920 г. С апреля 1922 г. до августа 1923 г. работал в составе резидентуры в Риге в качестве пом[ощника] резидента… Обладает хорошим общим кругозором, политически развит. Хотя с военным делом знаком лишь по опыту и не имеет теоретической подготовки, знает его для агентурной работы вполне удовлетворительно. Прекрасно ориентируется в латвийской обстановке. Настойчив. Весьма осторожен в работе и умело применяет конспирацию. Отрицательная сторона – боязнь самостоятельной ответственной работы. Не возражать против оставления на месте, как секретаря военного атташе».

Тылтынь Ян Альфредович (Ян-Альфред Матисович)¹⁷⁹ – резидент в Северо-Американских Соединенных Штатах» (так до 40-х годов ХХ в. в ряде официальных документов России и СССР назывались Соединенные Штаты Америки) с конца 1926 г. (член РСДРП(б) с 1917 г). «В разведке с 1922 г. До того слушатель дополнительного курса Академии. Пом[ощник] резидента в Париже до середины 1926 г… Весьма способный, дисциплинированный и преданный делу работник. Показал большие успехи и организационный талант в агентуре на совершенно нелегальной работе. В короткий срок сумел организовать достаточно прочный и четкий агентурный аппарат в С.-А. С. Ш., удовлетворяющий нашим требованиям. Настойчиво работает над своим общим и специальным образованием. В его лице имеем одного из ценнейших работников. Не возражать против дальнейшего использования на месте». Нелегальные помощники – А. И. Гурвич (Гурвич-Горин)¹⁸⁰ и Смоленцев также оставлялись на месте.

Крымов Маргазиан Галлиулович¹⁸¹ – резидент в Константинополе с мая 1927 г. (член РКП(б) с 1919 г). «Окончил курс Военной академии в 1924 г., Восточный отдел академии в 1926 г., после чего прибыл в наше распоряжение. В ноябре 1926 г. командирован в Константинополь пом[ощником] резидента. Аттестация за время пребывания в академии во всех отношениях хорошая. Изучил страну, местные условия работы и приобрел достаточный опыт для самостоятельной работы. Не возражать против оставления на месте вместе с помощниками» (Таканаевым и Кинсбурским).

Смагин Василий Васильевич¹⁸² – резидент в Токио с октября 1926 г. (член РСДРП(б) с 1917 г.). «Окончил курс Военной академии в 1924 г. и Восточный факультет в 1926 г., после чего прибыл в распоряжение Разведупра Штаба РККА. Командирован в Японию в октябре 1926 г… Аттестация за время пребывания в академии хорошая во всех отношениях. Опыта в нашей работе не имеет; первые шаги говорят за то, что с течением времени может выработаться толковый работник. Не возражать против оставления на месте как секретаря военного атташе».

Сухоруков Василий Тимофеевич – резидент в Ханькоу (Китай) с июня 1927 г. (член РСДРП(б) с 1917 г). «До ноября 1924 г. слушатель восточного отдела Академии РККА. С 1925 г. резидент в Мукдене до мая 1927 г… Как в военном, так и в политическом отношении вполне подготовленный работник. Агентурную работу любит и приобрел некоторый опыт за время нахождения в Мукдене. Отрицательная черта – некоторая прямолинейность и неуживчивость. Не возражать против оставления на месте».

Рахманин Влас Степанович – резидент в Шанхае (Китай) с июня 1927 г. (член РКП(б) с 1918 г.). «Окончил курс Военной академии в 1925 г., после чего прибыл в распоряжение Разведупра Штаба РККА. В 1926 г. резидент в Харбине. В политическом отношении подготовленный и выдержанный партиец. Имеет хорошую работоспособность и настойчивость. За время руководства резидентурой в Харбине зарекомендовал себя с хорошей стороны и приобрел довольно богатый агентурный опыт. Не возражать против оставления на месте».

Кучинский Николай Макарович – резидент в Харбине (Китай) с 1927 г. (член РКП(б) с 1918 г.) «Окончил академию в 1924 г. и Восточный отдел академии в 1926 г. С октября 1926 г. был в командировках в Харбине в качестве сотрудника резерва. Аттестация за время пребывания в академии во всех отношениях удовлетворительная. Имеет некоторый агентурный опыт и в данное время вступил в исполнение обязанностей резидента. С работой справляется. Не возражать против оставления на месте».

Как ни странно, при вынесении вердикта учитывалось все (краткие сведения по службе, партстаж, характеристика), кроме основного – причастности к работе советских представительств за рубежом. Из всех резидентов, по которым было принято решение «не возражать против оставления на месте», только один (Тылтынь Ян-Альфред Матисович) находился на нелегальном положении. Все остальные были связаны с официальными советскими представительствами за рубежом. Поэтому говорить о «нелегальных позициях» военной разведки не приходилось. Более того, трое из числа тех, кого рекомендовали оставить на своих постах (В. В. Смагин, Н. М. Кучинский и В. Т. Сухоруков), имели минимальный агентурный опыт. Такое впечатление, что свои выводы «комиссия тов. Кубяка» никоим образом не связывала с майским постановлением «директивной инстанции»; более того, не прониклась важностью принятых в этой связи решений о переводе разведки на нелегальные рельсы.

Особое внимание в тот период было обращено руководством IV управления на выполнение зарубежными сотрудниками требований конспирации.

Благополучная и сравнительно бесперебойная работа ряда крупных резидентур, «свободные» на первый взгляд полицейские условия в отдельных странах создавали у большинства агентурных работников состояние беспечности и приводили к игнорированию требований конспирации. Настроения эти постепенно переносились и на такие страны, где разведка периодически подвергалась тяжелым ударам, обстановка требовала сугубой осторожности и необходимы были методы работы глубокого подполья.

В результате нелегальные сотрудники военной разведки далеко не всегда снабжались достаточно надежными паспортами и необходимыми для легализации документами. Они без нужды посещали советские официальные представительства, без достаточных на то оснований общались друг с другом, бывали друг у друга на дому, устраивали прогулки, вечеринки. Нелегальные сотрудники резидентур поддерживали «явную» связь с родственниками и знакомыми, проживавшими в месте их пребывания или работавшими в качестве официальных сотрудников в представительствах СССР за рубежом.

Встречи с агентами обставлялись и устраивались подчас непродуманно: выбор места для встреч сплошь и рядом бывал случайным – зачастую в одном и том же месте в течение более или менее длительного срока, нередко в центральной, людной части города, что затрудняло контроль обстановки; встречи одного и того же разведчика проводились в одном и том же месте с разными лицами, хотя это происходило и в разное время, и т. д.

Кроме того, сотрудники разведки не стремились адаптироваться в стране пребывания, т. е. не предпринимали необходимых усилий для того, чтобы легализоваться – приобрести реальное занятие или систематически учиться, создать вокруг себя круг знакомых из местных жителей и возбудить к себе полное доверие среди окружающих. Таким образом, даже случайная возможность провала того или иного сотрудника разведки не учитывалась, и каждый провал, как это и бывало на практике, мог принять непредсказуемые масштабы.

Работники зарубежных органов военной разведки совершенно упускали из виду два обстоятельства. Во-первых, иностранные разведки с каждым годом все больше и больше изучали наши методы, наши аппараты, наш личный состав и неизбежно в том или ином пункте, под той или иной личиной проникали к нам. И, во-вторых, методы и навыки контрразведок и полицейского сыска с каждым годом совершенствовались; противник уже не практиковал прямого пресечения и ликвидации разведывательных организаций, а действовал методом длительных разработок, дезинформации, проникновения и внедрения своих провокаторов в резидентуры, откладывая заключительную часть операции до наиболее подходящего для себя момента.