Против ветра, мимо облаков - читать онлайн книгу. Автор: Алла Полянская cтр.№ 15

Назаров знает, что в разное время остальная родня пыталась помириться с бабушкой, но она не простила им того, как они обошлись с ее ненаглядным Женечкой. И сам Назаров тоже вычеркнул из жизни и родителей, и отцовского брата, и сестру матери, и своих кузенов и кузин, словно их и не было. Как и бабушка, он уж если выбрасывал кого-то из своей жизни, то навсегда.

Но сейчас он отчего-то напомнил бабушке об остальных, кого они оставили за бортом своей жизни, и ее вердикт остался неизменным: она никого не простила. И близость смерти не изменила ее отношения, потому что видеть она никого из «них» не хотела.

— Нечего их защищать, Женечка. — Бабушка снова откинулась на подушки. — Кровь — не вода, конечно, да иной раз уж лучше бы вода. Право, не знаю даже, как так вышло, что сыновья мои оказались глупыми и бестолковыми мужиками. Мы с Дмитрием воспитывали их как должно, и я теперь думаю, что вот останься они при нас, то прожили бы свои жизни по-людски. Да только мы хотели им лучшего, и чтоб учились они ремеслу, и не горбатились забесплатно на государство, а они, оказавшись в городе без родительского присмотра, тут же пустились во все тяжкие, а по итогу женились на глупых, жадных и пустячных бабах, родили мне внуков-идиотов, и только ты один получился на славу. Что ж, и это хорошо — не одна пустая порода останется после меня, есть и золото, и тут уж можно мне перед Создателем глаз не прятать на суде-то. Вот так прямо ему и скажу при встрече: Ты, Господи, тоже ведь наделал пустяков разных, но среди них и нужные вещи создал, а я что ж… Я человек всего лишь, но жизнь прожила не зря, останется на земле семя мое, которое созреет не сорняками, а золотыми колосьями. То-то, дорогой мой, вот так оно и будет. А этих… их и в дом не пускай, посидят на улице и будет с них, а после пусть проваливают. Уж я Антону тоже это обсказала…

— Это когда ж ты председателя-то успела повидать, баб?

— А когда успела, тогда и успела. Он тебе поможет, как меня не станет. — Бабушка погладила руку Назарова. — Только тебя одного мне и жаль оставлять, да Викушку вот, душу неприкаянную… Спросишь ее, она тебе скажет, за что люблю ее. Защити ее и помоги, как только сможешь, и тебе тоже лишь она одна опорой будет, как меня не станет.

— Да ты что, баб! — Назаров испугался. — Может, приболела, надо врача вызвать? Вот говорил же: не затевайся с обедом, а ты и пирогов еще…

— Не надо врача, от старости нет лекарства. — Бабушка вздохнула. — А я отдохну, и правда устала я что-то — и то ведь, все утро топталась, дела торопилась доделать. Иди, займись хозяйством, но не надрывайся — чего не успеешь сегодня, то завтра сделаешь, у тебя много забот еще будет, и нужно уметь отдыхать.

Он выпустил бабушкину руку и ушел складывать дрова, будь они неладны, и за это теперь казнит себя, потому что через час Ленка, соседка через забор, пришла дрожжей занять — и нашла бабушку в доме, но добудиться не смогла. И Назаров растерянно смотрел на бледное бабушкино лицо, и ему казалось несусветной глупостью, что Ленка голосит на весь дом, когда бабушка спит. И там, где он был Евгений Александрович — вот там он понимал, что случилось, и звонил, куда положено звонить в таких случаях, и отдавал какие-то распоряжения, а там, где он был Женька, Женечка — он не понимал случившегося, хотел выгнать всех этих чужих людей из дома, потому что бабушка не могла умереть, не могла совсем, это было не в ее характере — вот так вдруг взять и умереть, посреди лета и цветущих георгин во дворе.

И теперь он слушает, как в доме читает молитву священник, привезенный им из соседнего села, а соседки подпевают ему «Вечная память!» нестройным горестным хором. И всегда так было, когда умирал кто-то из односельчан, и Назаров не раз присутствовал на похоронах. Если умирает односельчанин, то не прийти его проводить в последний путь в Привольном всегда считалось дурным тоном, скидка делалась только немощным и беременным. Соседи сами готовили поминальный обед — были признанные мастерицы варить и кисель, и картошку с мясом, и пироги печь тоже, и отказаться помочь никому в голову не приходило — сегодня у соседа горе, завтра у тебя. И на такие случаи были заведены большие котлы и прочая посуда, которые хранились в сельсовете, в кладовке, а на кладбище вкопаны стол и скамейки, которые после похорон накрывались клеенками и домоткаными дорожками, и люди садились поминать покойного. И вся забота Назарова — привезти из города продукты по списку, а уж соседки сами все приготовят и организуют, а если чего и не хватит, то свое принесут или по соседям спросят, никто не откажет, ведь не свадьба же, а горе случилось.

— Привет.

Назаров молча подвинулся на скамейке, чтобы новая гостья могла присесть рядом.

* * *

— Творожники невероятные. — Ника откинулась на стуле и блаженно улыбнулась. — Лера, где купила такой творог? А сметана…

Валерия хихикнула и лукаво посмотрела на подругу.

— У меня есть кое-что и получше. — Она торжественно водрузила на стол бутылку наливки. — Предлагаю всем оценить. Это нечто особенное, я такого в жизни не пробовала.

— С каких это пор ты покупаешь шмурдяк? — Панфилов подозрительно рассматривал бутылку из-под водки, наполненную розовым густым напитком. — Лера, это же…

— Ты сначала попробуй, потом скажешь. — Валерия откупорила бутылку, и над столом поплыл запах малины. — Ника, давай стопочки. Кто не захочет, настаивать не буду, мне больше останется.

Валерия налила в прозрачную стопку густую жидкость.

— Слушай, это очень вкусно. — Панфилов отпил из стопки и теперь с удивлением смотрел на жену. — Лерка, где ты это взяла?

— Вы не поверите.

Валерию целый день распирало от желания поделиться новостями, но она мужественно дотерпела до ужина, дождалась, когда все поедят и будут расположены к беседе. Чего ей это стоило, знает только она, да вот сейчас Панфилов сообразит, ведь муж как-никак.

— Вываливай! — рассмеялся Панфилов. — Я же вижу, что у тебя новостей полная телега. Ты ведь не только творог и наливку раздобыла?

— Не только. — Валерия внутренне веселилась, предвкушая всеобщее удивление. — На той неделе покупала я на рынке творог и разговорилась с продавщицей, а она возьми и скажи: я из Привольного, у нас там многие коров держат. А Привольное-то — вот оно, рядом совсем! Каждый день поворот проезжаем. Вот я решила, что съезжу туда и раздобуду нам человека, у которого будем постоянно брать молочные продукты, потому что магазинное — чисто отрава. Въехала я в село, а там за поворотом луг, и старик сено сгребает. Я спросила у него, кто торгует, а он меня направил к некой Алене — дескать, торгуют многие, но у Алены самое лучшее. И правда, дворик чистый, сама Алена — девушка симпатичная и опрятная, и продукт оказался на высоте. Ну и налила она мне наливки этой на пробу. Говорит, что подруга ее делает, и мне, понятное дело, очень понравилось. Алена мне и говорит: если хочешь, можешь у нее купить. Мы поехали к этой ее подруге, а там дом старый, каменный — я таких и не видела, и двор сплошь в цветах, а за летней кухней огромный малинник. Алена, значит, позвала подругу, и выходит из-за угла девушка — платье деревенское, в клетку какую-то, цветастый фартук, волосы в пучок собраны. Поговорили насчет наливки, и она вынесла мне из погреба несколько бутылок, а сама снова пропала. А мне еще раньше Алена-то сказала, что в этом самом доме куча мебели старинной, вот я и попросила показать. Мы же зал новый открыть планируем, вот и захотелось мне глянуть, а там и правда дорожки самотканые, мебель старинная, местный столяр еще до войны делал. Дом-то в войну уцелел, не сгорел, потому что был из камня и под черепицей. И вот не хотелось мне просто уходить, до чего дом светлый… Ощущение такое, словно на сто лет назад нырнула. Алена меня на выход подталкивает, а тут и хозяйка вышла с охапкой каких-то трав. И смотрю я на нее, и понимаю, что где-то я видела эту девушку, знакома она мне, и все! И тут она заговорила, и я ее узнала! Это Виктория Станишевская! Ну, помните? ТА САМАЯ!!!