Бурная жизнь Ильи Эренбурга - читать онлайн книгу. Автор: Ева Берар cтр.№ 6

В феврале 1908 года к нему домой снова пришли жандармы, и на этот раз его арестовали. Во время обыска была найдена печать создаваемой «боевой группы социал-демократов». Эренбургу угрожало шесть лет каторжных работ, он провел в заключении пять месяцев. Он сидел вместе с уголовниками; встречал в заключении и товарищей по партии, участвовал в голодовке заключенных, предпринял попытку побега. Самое страшное началось, когда его поместили в одиночное заключение: выносить это ему, семнадцатилетнему, было не под силу. Он подает ходатайство об изменении меры пресечения, и, как ни странно, его освобождают из тюрьмы, запретив проживание в Москве. Следуют месяцы скитаний: вначале Илья уезжает по месту своего рождения, в Киев, затем следует запрет на жительство в Киеве и Киевской губернии. Он находится под гласным надзором полиции, которая всюду следует за ним по пятам. Эренбург отправляется вначале на юг, в Полтаву — чужой город, где у него не было ни крова, ни друзей, а затем нелегально возвращается в Москву. В конце концов, отчаявшийся и обессиленный, Илья сдался. Он явился в отделение и попросил вернуть его в тюрьму: тюремное заключение кажется ему предпочтительнее, чем «свобода под надзором». Однако развязка оказалась неожиданной: его драматическое решение вызвало у жандармов снисходительную улыбку: оказывается, отец добился для него разрешения выехать за границу «в связи с состоянием здоровья». После десяти месяцев страха и скитаний, вконец измученный, Эренбург наконец согласился уехать. Родители предлагали ему продолжить образование в Германии. Но он предпочел поехать в Париж.

Почему же Эренбург все-таки выбрал Париж? Чем привлек его этот город, какие образы, легенды и грезы были с ним связаны? Германия ему казалась страной, где учатся в университетах, ведут серьезный, размеренный образ жизни — жизни как раз такой, от которой он уже отказался в Москве. Далекий Париж был для него городом приключений и революции. Позже Эренбург, конечно, скажет, что им владела одна-единственная мысль — присоединиться к Ленину и продолжать партийную работу.

Ленин, правда, только что переехал из Женевы в Париж, где пересекались пути русских, покинувших страну после подавления революции. Состав этой волны эмиграции был весьма пестрым. Среди политических беженцев были большевики и меньшевики, эсеры и анархисты, было много евреев, рабочих и ремесленников. Газеты писали о «русской общине», тогда как в реальности русская эмиграция представляла собой мозаику, состоявшую из евреев, поляков, русских, прибалтийцев и кавказцев. Несмотря на значительные социальные, национальные и политические различия, русская колония демонстрировала поразительную солидарность: организовались столовые, кассы взаимопомощи, биржи труда и, самое главное, учебные заведения — курсы, лекции, народный университет, две библиотеки. В Сорбонне русские составляли самый большой контингент иностранных студентов. Обучение производилось в двух направлениях. Интеллигенция, как полагается, несла просвещение в народ: лекции, читавшиеся в зале Алькасара и на авеню Шуази, затрагивали самые актуальные темы — от женской эмансипации до политики Столыпина. Вместе с тем те же самые интеллигенты не в состоянии были приспособиться к быту и найти себе заработок; для них открылись профессиональные курсы Рашель, где можно было выучиться на электрика или механика ^[24]. Культурная жизнь была богатой и разнообразной: литературные вечера, спектакли, маскарады. Но все это не могло победить в эмигрантах чувства деклассированности. Еженедельник «Le Messager de Paris» в каждом номере сообщал об очередном самоубийстве: среди пожелавших свести счеты с жизнью были рабочие и служащие, врачи и предприниматели, преследуемые долгами, а чаще всего молодые люди лет восемнадцати — двадцати. В то время получить вид на жительство было нетрудно: сорок лет спустя Эренбург поразит советских читателей рассказом о том, как он жил в Париже не только без паспорта, но и без удостоверения личности. Однако устроиться на работу было нелегко, да и заработки были мизерные. В этих трудных условиях болезнь часто приводила к смертельному исходу, а беременность воспринималась как катастрофа.

Впрочем, нищенство Илье не угрожало: отец каждый месяц посылал ему пятьдесят рублей, что равнялось тремстам франков. Этого было вполне достаточно, чтобы прожить: обед в русском кафе стоил 60 сантимов, входной билет на поэтический вечер в «Клозери де Лила» — 75 сантимов. Небольшая двухкомнатная меблированная квартирка обходилась в 500 франков в год. Эренбург поселился в маленькой гостинице возле площади Данфер-Рошеро; разложив там свои книги, он отправился бродить по улицам. Город увлек его, очаровал, окутал своей особой атмосферой; однако молодой человек ни на минуту не забывал о своей главной цели — отыскать здесь товарищей по борьбе.

В этом отношении он поселился очень удачно: четырнадцатый квартал Парижа в это время был чем-то вроде главного штаба большевиков. Ленин и Крупская жили на улице Мари-Роз, 4; подруга Ленина Инесса Арманд — неподалеку от них. Типография, где печаталась большевистская газета «Пролетарий», находилась на авеню д’Орлеан, 110, а в близлежащих кафе проходили партийные собрания.

Эренбург быстро разыскал своих товарищей: он посещает их сходки, участвует в дискуссиях, и его скоро замечают. Его приглашает к себе Ленин и долго расспрашивает о положении в России. У Ильи есть все возможности осуществить свою мечту об участии в партийной работе. Его ценят за полемический дар, у него есть опыт подобной работы и в пролетарской среде, и в печати. Почему же он, тем не менее, спустя год покинет большевиков и никогда больше не станет членом партии? Надо сказать, что в эти годы парижские соратники Ленина представляли собой малопривлекательное сообщество. Несколько десятков революционеров полностью погрязли в спорах, конфликтах и интригах. Ленин ополчился как против левого, так и правого уклона, яростно громил всех, кто не разделял его тактических компромиссов, и тех, кто отступал от марксистских догм.

В 1906 году обе социал-демократические фракции — большевики и меньшевики — извлекают урок из разгрома вооруженного восстания и решают восстановить партийное единство. В 1908-м юный Эренбург даже опубликовал в нелегальной газете статью «Два года объединенной партии». Однако Ленин, убежденный в том, что объединение с меньшевиками — это путь к политическому самоубийству, сохранил тайную структуру большевистской организации и продолжил ожесточенную полемику, вызывая своей нетерпимостью недовольство даже внутри своей группы. Слева Ленина критикует его собственный секретарь, философ Александр Богданов. Глава группы так называемых «отзовистов», он не согласен с участием социал-демократов в Думе. Ленин переносит спор с Богдановым в область идеологии, выбрав объектом своей критики труд Богданова «Эмпириокритицизм», где тот предпринял ревизию марксизма в свете идей австрийских философов Маха и Авенариуса. Ополчась против «махистов», Ленин усердно работает в библиотеке Британского музея и в мае 1909-го дописывает свой ответ: «Материализм и эмпириокритицизм». Пока он громил эмпириокритицизм, двое других товарищей — Анатолий Луначарский и писатель Максим Горький, гордость партии, — приготовили ему неприятный сюрприз, присоединяясь к богдановской группе «Вперед». Два сподвижника Ленина публикуют ряд статей, в которых объявляют себя «богостроителями», толкуют социализм как новую религию масс, где «человек человеку бог». Почувствовав себя окруженным со всех сторон, Ленин, разъяренный, негодующий, решается резать по живому. В июне 1909 он созывает расширенное заседание редакции газеты «Пролетарий», где и предлагает объявить отзовизм, махизм и богостроительство несовместимыми с принадлежностью к фракции большевиков и требует тут же исключить Богданова и Луначарского из большевистских рядов.