Гумилев сын Гумилева - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Беляков cтр.№ 98

Более всего ученых поражала религия хазар – иудаизм. Хазарский каганат – единственное средневековое государство, где иудаизм был религией господствующей, государственной. Сохранились даже хазарские дирхемы, очень похожие на арабские, но на арабских было написано: «Мухаммад – посланник Бога», а на хазарских – «Моисей – посланник Бога».

Почти все историки считали хазар кочевниками тюркского происхождения, потому что арабский географ ибн-Хаукаль написал, будто язык хазар похож на болгарский. А языком древних болгар считали тюркский. Большинство известных хазарских имен – или иудейские, или тюркские.

Тюрки-кочевники, исповедующие иудаизм, – какой диковинный кентавр, какая странная, неправдоподобная химера!

Гумилев заинтересовался хазарами еще в университетские годы.

Лето 1936-го – самое жаркое в первой половине XX века. В Москве столбик термометра преодолел отметку плюс 37. Даже в обычно прохладных лесах северной России и Урала пересыхали ручьи, мелели реки, горели торфяники. Облака не заслоняли землю от выжигающего все живое солнца, дым от горящих лесов окутывал города. А как жили и работали тем летом археологи в донских степях, даже и представить трудно. А ведь работали.

Летом 1936-го экспедиция Артамонова продолжала раскопки хазарской крепости Саркел. Тем летом Артамонов принял на работу бывшего (еще не восстановленного на истфаке) студента Гумилева, с которым познакомился годом ранее, когда вел раскопки в долине реки Маныч. Артамонов и заинтересовал Гумилева хазарской историей. Теодор Шумовский пишет, что в 1938 м в тюремной камере Гумилев читал лекцию не о тюрках или монголах, а именно о хазарах.

Через несколько лет после войны Артамонов продолжит раскопки крепости, и Гумилев вновь будет работать вместе со своим учителем практически до своего ареста в 1949 году. Артамонов завершит раскопки в 1951-м, а в 1952-м остатки Саркела окажутся на дне Цимлянского водохранилища.

Весной 1965 года издательство «Наука» заказало Гумилеву, в то время второму (после Артамонова) в Ленинграде специалисту по истории Хазарского каганата, небольшую научно-популярную книгу о Хазарии. Гумилев хоть и был несколько смущен задачей (научно-популярных книг он еще не писал), но быстро и легко справился с работой. Уже в ноябре 1965-го книга под названием «Открытие Хазарии» была закончена, а в июне 1966-го поступила в продажу.

К тому времени Гумилев уже успел опубликовать результаты своих хазарских исследований в научных журналах: «Азия и Африка сегодня», «Вестник ЛГУ», «Сообщения Государственного Эрмитажа». Специалисты – историки и археологи – о результатах его работы знали. Книга предназначалась не им, а простым читателям, хотя именно «Открытие Хазарии» оказалась одной из самых цитируемых книг Гумилева. Гумилев не только популяризировал, но и обобщил материал, разбросанный по отдельным статьям. Получилась вполне научная работа, написанная живым и легким языком. Пожалуй, в «Открытии Хазарии» (оно появилось за год до «Древних тюрков») Гумилев и нашел форму для почти всех своих будущих книг. Каждая из них одновременно и научное исследование, и художественное произведение.

Обычно книги по археологии, а большая часть «Открытия Хазарии» посвящена именно археологическим вопросам, читать невозможно. Кто, кроме специалиста, станет вчитываться в скрупулезное описание куч древнего мусора, могильников, полуистлевших черепов? Но Гумилев, опытный литератор, уже знал, как заинтересовать читателя, чтобы тот с первых же страниц не отложил книгу в сторону. Он начинал загадкой:

«В один из весенних дней 1959 года я вошел в читальный зал библиотеки Эрмитажа и увидел профессора М.И.Артамонова, рассматривающего карту калмыцких степей. "Сколько километров в фарсахе?" – мрачно спросил он меня. Я припомнил общепринятую величину – 5,5 км, но профессор буркнул: "Не выходит", — и пригласил меня к карте. Дело заключалось в следующем. Хазарский царь Иосиф в письме к Хасдаи ибн-Шафруту описал ежегодную летнюю перекочевку своего двора. Весной он выезжал из своей столицы Итиль, расположенной на берегу Волги, и двигался на юг, к реке В-д-шан. Затем он перекочевывал на север, очевидно, избегая летней жары в засушливых прикаспийских районах, но двигался не домой, а к реке Бузан, отождествляемой с Доном, и оттуда возвращался к себе в Итиль, находившийся в 20 фарсахах от Бузана. <…> Все расстояния исчисляются от столицы Итиля. Следовательно, для того чтобы найти место столицы, М.И.Артамонов построил на карте треугольник, упиравшийся вершинами в реки Дон (Бузан), Волгу (Итиль) и Терек (Уг-ру), с длиной сторон, пропорциональной заданным расстояниям.

Однако установленная длина фарсаха – 5,5 км – противоречила его построению. Если принять эту длину за основу и опереть вершины треугольника на Дон и пусть даже не на Терек, а на Куму и Маныч, то столица Хазарского каганата должна оказаться в степи Северной Калмыкии, около Сарпинских озер. Это одно противоречило источникам, помещавшим Итиль на берегу Волги, а кроме того, пропадала большая река В-д-шан, находившаяся на 10 фарсахов севернее пограничной реки Угру. Задача казалась неразрешимой, и именно это заставило моего учителя задуматься».

Лев Гумилев несколько раз менял свои взгляды на происхождение хазар. Сначала он просто принимал точку зрения Артамонова, затем, в начале шестидесятых, выдвинул оригинальную, но не подтвержденную источниками версию, будто хазары были потомками гуннов и сарматских женщин. В семидесятые Гумилев откажется от своей старой гипотезы и выдвинет другую, вовсе не опирающуюся на письменные источники, но, как ни странно, более убедительную: хазары – какой-то древний кавказский народ, жители долины Терека. Не тюрки и не кочевники. К созданию этой оригинальной гипотезы Гумилева привел человек, историей хазар никогда не занимавшийся.

Вероятно, и Лев Гумилев не смог бы открыть Хазарию, если бы не дружба с Василием Никифоровичем Абросовым.

Это был крупный, нелепый, однорукий человек, как говорят, очень добрый, стеснительный, скромный. Сергей Лавров писал о нем с восхищением как о бескорыстном труженике, преданном науке и совершенно не интересовавшемся почестями, званиями, славой. Абросов не защитил диссертации, более того, у этого ученого-самоучки даже не было высшего образования: он окончил рыбохозяйственный техникум.

Ближайший друг Гумилева, кроме Эммы Герштейн, Анны Ахматовой и Натальи Варбанец только он в лагерные годы поддерживал с Гумилевым постоянную переписку. До ареста Лев Николаевич успел познакомить Абросова с Ахматовой. С тех пор «друг Вася» стал время от времени появляться и в Фонтанном доме. Даже после своего переезда в Торопец, а потом в Великие Луки (ленинградской квартиры у Абросова не было) он поддерживал дружбу с Ахматовой, всякий раз приезжая в Ленинград, заходил к ней в гости. Ахматова подарила ему один из своих сборников с подписью: «В.Н.А. Лучшему другу нашей семьи с самыми светлыми чувствами. Ахматова. 13 янв. Ленинград».

Абросов работал научным сотрудником Всесоюзного научно исследовательского института организации рыбного хозяйства, но со временем лишился и этой скромной должности и устроился ихтиологом в рыбинспекцию. Наукой он теперь занимался в свободное время, как истинный ученый, который работает не ради зарплаты или гонорара.