Я был адъютантом Гитлера. 1937 - 1945 - читать онлайн книгу. Автор: Николаус фон Белов cтр.№ 68

Тесно связанной с предрасположенностью Гитлера к иллюзорному видению мира была его самоуверенность, доходившая до утверждения собственного мессианства. Еще до моего назначения в личный штаб фюрера мне доводилось с чувством неловкости слышать в публичных речах Гитлера такие слова: он горд тем, что именно его Провидение предназначило быть фюрером немецкого народа! Позже и в более узком кругу, а также среди генералов он не раз говорил, что обязан выполнить поставленные перед ним задачи, ибо после него это сделать не сможет никто. Такое высокомерное самомнение находилось в противоречии с его внутренней скромностью. Подобные противоречия проявлялись и тогда, когда он высказывал хорошо продуманные и проверенные взгляды: например, намерение считаться с возможностью войны на два фронта, т. е. идти на тот риск, за который его всегда наиболее резко критиковали.

В разговоре Гитлер часто цитировал служивших ему образцом Фридриха Великого и Бисмарка. Ведь они, по его словам, стояли перед такими же грандиозными задачами и лишь своим мужеством и волей привели к величию Пруссию и Германию. Однако фюрер не упоминал о том, что оба они, будучи выдающимися личностями, кроме того, имели сильное, хорошо вышколенное и вооруженное сухопутное войско. Фридрих II унаследовал его от своего отца Фридриха I, а Бисмарк, прежде чем пустить эту армию в действие, сумел ее увеличить вопреки всем препятствиям. Но прежде всего оба они знали, что могут положиться на офицерский корпус, начиная от самого старшего по чину генерала и кончая последним фенрихом. К началу войны в 1939 г. Гитлер значение этой безоговорочной верности и безусловного повиновения недооценивал, а полагался на простого «мушкетера».

Летом 1939 г. Гитлер повторял: «Я разучился ждать, дальше времени ждать у меня нет». Это нетерпение стало для него, а тем самым для Германского рейха, в последнюю неделю перед войной роковым. Он недооценил своих врагов в Европе, но переоценил самого себя и никоим образом не пригодный для длительной войны на истощение вермахт.

В памяти моей сохранились некоторые разговоры с моими добрыми друзьями в те бурные недели перед началом войны. Мы считали трагическим, что правители вступивших в нее стран в той критической фазе политики недостаточно осознавали и уважали точки зрения своих противников. Англия не желала признать, что пересмотр Версальского договора стал для Германии политической необходимостью. Гитлер же не желал признать, что английское требование «равновесия сил» в Европе является жизненно важным для сохранения британской мировой империи. Однако несмотря на этот трагический и, по моему разумению, вовсе не неизбежный ход событий, я тогда был далек от мысли, будто Гитлер должен потерпеть поражение. Но, несомненно, с началом войны у меня в мозгу засел некий страх, в котором я как офицер сам себе не хотел сознаться. Ведь 2 августа 1934 г., после смерти фельдмаршала Гинденбурга, я принял присягу на верность Адольфу Гитлеру и чувствовал себя связанной ею.

Что же побудило поляков вступить в неравную борьбу против германского вермахта? Они были убеждены в том, что франко-английские вооруженные силы немедленно перейдут в наступление на западе, где находились – в сравнении с Восточным фронтом – лишь немногие немецкие боеспособные соединения. Как они полагали, германские войска будут сразу же переброшены с этого фронта на Западный. Поляки особенно были склонны верить французским представлениям, будто уже в первые три дня войны внутриполитический переворот уберет гитлеровское правительство и откроет им путь в Берлин. Таковы были сообщения из кругов германского Сопротивления, которым Франция и Польша придавали большое значение. Мы узнали об этом через несколько недель после обнаружения документов из польских министерств; позже, в 1940 г., они были дополнены французскими трофейными бумагами.

В начале сентября мы следили за ходом Польской кампании с удивлением. Поляки к современной войне никак готовы не были. Их вооруженные силы устарели. Хотя они и имели в своем распоряжении 36 пехотных дивизий, 2 горнострелковые (по одной горной и одной моторизованной бригаде в каждой) и 11 кавалерийских бригад, танков и артиллерии у них не было. Германские же сухопутные войска насчитывали более 50 дивизий, из них – 6 танковых и 4 моторизованные, и обладали явным превосходством. Польская авиация самостоятельным видом вооруженных сил не являлась. Примерно 450 современных и 450 устаревших самолетов распределялись по армиям. Командование польских соединений было хорошим. Частично они сражались ожесточенно, даже не зная при этом общей обстановки.

Германское нападение на Польшу являлось в глазах массы немецкого народа не началом большой войны, а исправлением Версальского диктата. Для немцев она началась только с английского и французского объявления войны 3 сентября 1939 г.

В первые три дня произошло образование Ставки фюрера, структура и укомплектование которой личным составом оставались почти без изменений до самого конца войны. При Гитлере постоянно находились два личных адъютанта (по большей части, Брукнер, и Шауб), две секретарши и двое слуг. К ним добавлялись сопровождающий врач профессор д-р Брандт и его заместитель профессор фон Хассельбах. Далее следовали четыре военных адъютанта – Шмундт, Путткамер, Энгель и я. Непосредственный военный аппарат фюрера формировался по предложениям ОКВ.

Во главе этого штаба Верховного главнокомандования вооруженных сил стоял Кейтель с одним адъютантом. Его правой рукой по субординации, а также на случай мобилизации, являлся генерал-майор (с января 1944 г. – генерал-полковник) Йодль, до самого конца войны – начальник штаба спортивного руководства вермахта. Его помощниками в последние годы были два офицера службы генеральных штабов сухопутных войск и люфтваффе. Эту должность с 1 сентября 1939 г. занял капитан Дейле. Остальную часть сотрудников штаба оперативного руководства составляли в основном офицеры различных видов вооруженных сил под началом заместителя начальника этого штаба полковника генерального штаба Варлимонта; все они были территориально от Ставки отдалены. Боденшатц и группенфюрер СС Вольф выполняли роли офицеров связи с Гитлером от сухопутных войск и СС. Боденшатц находился на этой должности вплоть до своего ранения 20 июля 1944 г., а Вольфа в январе 1943 г. сменил группенфюрер СС Фегеляйн. Представителем министерства иностранных дел до конца войны являлся посланник, а позднее посол Хевель, который когда-то сидел вместе с Гитлером в крепости Ландсберг. Военно-морской флот после изменений в январе 1943 г. в его командовании представлял в Ставке в качестве офицера связи адмирал Фосс. Во время Польской кампании в Ставку были откомандированы офицеры соответствующих генштабов: полковник фон Форман – от сухопутных войск и капитан Клостерман – от люфтваффе. Оба находились в ней до начала октября, а затем вернулись в свои рода войск. Зато летом 1942 г. в качестве историографа в Ставке появился полковник генштаба Шерф, которому было поручено собирать архивные документы о войне.

Отношение Гитлера к командованию сухопутных войск в ходе войны претерпело некоторое изменение. В начале ее существовала проистекавшая еще с начала 1938 г. напряженность между ними. Она давала себя знать прежде всего в кадровых вопросах. Быстрые успехи помогли временно преодолеть все расхождения и не допустили серьезных кризисов. Фюрер тщетно попытался оказать влияние на назначение командующих армиями. Сухопутные войска настаивали на том, чтобы дать генералам фон Клюге и Бласковицу армии, а фюрер считал это неправильным. В случае с Бласковицем у него сложилось мнение, что тот не обладает достаточными данными для такого крупного поста, тем более в моторизованных войсках, о которых у Гитлера имелось собственное представление. Что же касается Клюге, то здесь он поддался влиянию Геринга, который по различным поводам встречался с этим генералом и знал о его искренних взглядах насчет некоторых военных событий и решений. Он сообщил Гитлеру откровенные высказывания Клюге. Но ОКХ все же сумело добиться своего, и Клюге было поручено командовать 4-й армией, имевшей задачу наступать в полосе коридора в направлении Вислы. Фюрер очень быстро оценил действия Клюге как хорошие и был сильно огорчен, когда 4 сентября тот выбыл из строя в результате аварии самолета.