Я был адъютантом Гитлера. 1937 - 1945 - читать онлайн книгу. Автор: Николаус фон Белов cтр.№ 112

Полет из Смоленска в Растенбург прошел без каких-либо особенных инцидентов. Только после войны я услышал, что во время этого полета на Гитлера должно было быть совершено покушение. Начальник штаба группы армий «Центр» полковник фон Тресков был противником Гитлера, полным решимости убить его. Когда я, ничего не зная о якобы находившемся в самолете фюрера пакете с бомбой, пролетал над бесконечными лесами (сам я летел обратно на «Хе-111»), мне вдруг пришла в голову мысль: а что если «Кондор» Гитлера исчезнет в одном из этих лесов? Но все мы в добром здравии вернулись в Растенбург и оттуда отправились в «Волчье логово».

Последующие дни были довольно спокойными, пока Гитлер не обрушился снова с бранью на люфтваффе за то, что англичане беспрерывно бомбят германские города. Крупные воздушные налеты пережили Нюрнберг и Мюнхен. Когда 20 марта фюрер прибыл в Берлин, он немедленно переговорил с Герингом о налетах вражеской авиации и непригодности генералов люфтваффе. В эти дни он крайне резко высказывался и насчет неспособности самого Геринга. Но все это никакого влияния на их личные взаимоотношения пока не оказало.

21 марта Гитлер, как то уже стало привычным, произнес речь по случаю «Дня героев» в берлинском Цейхгаузе. Он с глубоким уважением и признательностью говорил о погибших до сего дня 542 тысячах человек, сказав, что они «являются незабвенными героями и пионерами лучшей эры и навсегда останутся в наших рядах».

Этот день приобрел особое значение лишь позже. После войны полковник генерального штаба Рудольф Кристоф фон Герсдорф, начальник разведывательного отдела (1с) штаба группы армий «Центр», утверждал, что во время торжественной церемонии в Цейхгаузе пытался произвести покушение на Гитлера, пронеся взрывчатку в карманах своей шинели. По его словам, только спешка фюрера при обходе устроенной в Цейхгаузе выставки советского трофейного оружия помешала ему взорвать уже взведенную бомбу с часовым механизмом. Я хорошо помню эту мою встречу с Герсдорфом, он особенно запомнился мне элегантностью своей униформы. Высокий и стройный, полковник сопровождал нас по выставке и долго разговаривал до того с адъютантом Кейтеля майором Ионом фон Фрейендом. То, что в карманах у него при этом находилась взрывчатка, считаю неправдоподобным.

На Восточном фронте начался период «распутицы». Обе стороны оказались не в состоянии провести операции крупного масштаба. Установилось напряженное спокойствие, при котором нельзя было сказать, где и в каком направлении начнется движение войск. Гитлер решил поехать из Берлина в, Мюнхен и на Оберзальцберг. 22 марта вечером мы прибыли в «Бергхоф» и провели на горе несколько недель. Время было напряженное, порой даже угнетающее…

В последние мартовские дни мне пришлось слетать на Сицилию и в Тунис. Из донесений Кессельринга обстановку было уяснить трудно. Он сообщал о боях в Тунисе весьма оптимистически, между тем как настроение в других командных органах было совсем иным. Моей первой целью была Катанья, а затем я полетел к Кессельрингу в Таормину. Беседы с ним дали нам ясную картину: Тунис не удержать.

На следующее утро я слетал туда на два дня вместе с Кессельрингом. Сначала мы побывали на южном участке фронта и встретились там с командующим армии генерал-полковником фон Арнимом. Он придерживался того же взгляда, что и фельдмаршал. Вечер и ночь мы провели в дивизии «Герман Геринг». Ее командира Беппо Шмидта и нескольких офицеров я хорошо знал. Шмидт съездил со мной вечером на передовую и показал, какими малыми силами обеспечивается там оборона, высказав при этом большую тревогу в связи с возможным наступлением американцев. Мы долго беседовали насчет испытываемых дивизией трудностей. Мне пришлось сказать Шмидту, что в сравнении с другими известными мне дивизиями сухопутных войск его дивизия находится в просто-таки фантастически хорошем положении. Он этого не оспаривал, но подчеркнул, что одному ему американцев не сдержать.

На следующий день я встретился с Кессельрингом в Бизерте и мы вместе вернулись в Таормину. В тот день мне представился еще один случай поговорить с несколькими офицерами его штаба насчет того, как они намерены парировать возможную переброску американцев морем из Туниса на Сицилию. Мнения были различны, но в конечном счете штаб Кессельринга никакого шанса оказать американцам успешное сопротивление не видел.

Я обрисовал Гитлеру мои впечатления. Он воспринял плохие вести спокойно и почти ничего не сказал. Мне показалось, что он уже списал Северную Африку со счетов. Насчет Сицилии он полагал, что сейчас, когда дело идет об их родине, итальянцы станут несколько активнее. В ответ я высказал свою негативную оценку итальянских войск. Я просто не мог себе представить, что существует хоть одна итальянская дивизия, которая была бы в состоянии с успехом и выдержкой оказать длительное сопротивление. Не удовлетворял самым элементарным требованиям прежде всего офицерский корпус итальянцев. Фюрер был очень разозлен их непригодностью и даже высказался в таком духе, что итальянские вооруженные силы ничего в войне не смыслят и им бы лучше всего сегодня, а не завтра бросить винтовки и целиком перейти на сторону противника.

3 апреля прибытием болгарского царя Бориса началась серия визитов глав иностранных государств и их правительств. Он, по моему разумению, посетил Гитлера для того, чтобы узнать его взгляды насчет, по мнению самого Бориса, катастрофического хода военных действий в России. Говорил он с фюрером весьма откровенно, ни о чем не умалчивая. Но Гитлер все еще оценивал силы и возможности русских скептически и не мог или не хотел поверить в то, что силы эти, по сравнению с имевшимися у них прежде, возросли. Беседа между фюрером и царем Борисом протекала в очень тактичном и умеренном тоне, но после визита Гитлер рассказал нам, что на сей раз высказал царю свое мнение о русских совершенно напрямик и не может разделять распространенную точку зрения на их силы.

На следующий день мы поездом выехали в Линц. Гитлер посетил здесь имперские заводы «Герман Геринг» и промышленное предприятие «Нибелунги» в Флориане. Его сопровождал находившийся в Линце министр Шпеер. На имперских заводах происходил значительный рост производства, а «Нибелунги» приступили к серийному выпуску новых танков типов «T-III» и «T-IV». Гитлер долго ожидал этого и казался весьма воодушевленным тем, что дело наконец-то пошло. Он сразу же решил отложить операцию «Цитадель», чтобы иметь к ее началу достаточно таких танков. Эту отсрочку начальники генеральных штабов сухопутных войск и люфтваффе встретили с большой неохотой. Рихтхофен тоже стремился начать наступление поскорее. Но генерал-полковник Гудериан, с конца февраля назначенный генерал-инспектором танковых войск, добился своего, и наступление было отложено до июня. Я этого решения Гитлера не понимал, ибо отсрочка почти на шесть недель была, в сущности, на пользу русским. Если только они в конце концов не начнут наступать сами, то за это время укрепят свои позиции настолько, что наше наступление будет очень затруднено. Но Гитлера от его плана было не отговорить.

Апрель принес новые визиты государственных деятелей союзных стран. Побывали Муссолини, Антонеску, Хорти, Квислинг, Павелич, Лаваль и Осима.