Константин Великий. Первый христианский император - читать онлайн книгу. Автор: Джордж Бейкер cтр.№ 49

Кроме того, Риму не нравились манеры нового поколения. Когда он увидел Константина и его людей, одетых в шелковые туники, с завитыми волосами, увидел их азиатских лошадей, увидел вышитую повязку, украшавшую голову Константина, Вечный город не сдержал презрительной усмешки. Римляне всегда презирали дамские шляпки; а теперь в город входили мужчины, воины в дамских шляпках!

Неприятности начались практически сразу после его прибытия. Он приехал в Рим, стремясь сделать его гражданам приятное и наладить дружеские отношения с сенатом. На второй день он обратился к сенату с письменной просьбой представить ему список людей, пострадавших во время правления Максенция и Лициния, и пообещал сделать все возможное, чтобы возместить причиненный им ущерб. Однако его обращение было воспринято вовсе не так, как он ожидал. Постепенно стало ясно, что сенат не испытывает симпатий к Константину. 15 июля состоялось знаменитое шествие «от Кастора на Форуме до Марса за стенами». Император отказался лично принять участие в этом шествии, поскольку в состав ритуала входило жертвоприношение. Этот отказ означал некоторый сдвиг в сторону официализации христианской идеологии. Его решение оскорбило римских воинов. Худшее же было еще впереди.

В день шествия император и его приближенные были лишь заинтересованными наблюдателями, но не участниками торжеств. Римляне уже посмеялись над их одеждой из шелка и атласа. Теперь пришел их черед напомнить римлянам, что люди в шелках и атласе – старые профессиональные воины, которые не могут удержаться от соблазна посмеяться над римскими воинами-любителями… Известие об этом распространилось мгновенно. «Любители» были в ярости – несмотря на то, что они первыми нанесли оскорбление прибывшим.

Этот инцидент вызвал столь резкую реакцию, что императорский двор в Риме оказался практически в полной изоляции. Сам Константин не мог пройти по улицам города без того, чтобы не оказаться объектом нападок со стороны прохожих. Конечно же эти проявления враждебности не могли бы иметь места без молчаливого согласия и одобрения власть имущих. Был созван совет при императоре, которому предстояло решить, как действовать в сложившихся обстоятельствах. Некоторые его члены высказались за принятие жестких мер и использование военной силы; однако другие члены совета придерживались совсем иного мнения и посоветовали императору не обращать внимания на неприязнь римлян… Константин предпочел прислушаться именно к этому мнению. Все заметили, что он покинул заседание совета в очень спокойном расположении духа.

Возможно, именно тогда появилась знаменитая история о том, как некий придворный сообщил: статую императора забросали камнями и разбили ей голову… После минутной паузы Константин провел по голове и произнес: «Нельзя сказать, чтобы я это заметил!»

Однако старый Рим еще не сказал своего последнего слова. Константин пренебрег им, похитил у него власть над миром, презрел его богов и посмеялся над его праздниками – и при этом имел наглость ступить на его землю. Это не могло сойти императору с рук. Рим не собирался так просто сдаться. Он готовился отнять у Константина самое дорогое.

В Италию вместе с Константином прибыла вся его семья, за исключением матери Елены. В условиях относительного покоя и уединенности их жизни в Риме некоторые противоречия внутри семьи обострились и приобрели зловещие очертания. Императорской семье нечем было заняться, кроме как копаться в домашних неурядицах. В тишине императорских покоев назревала настоящая буря.

Возможно, истоки всего происходящего таились в натуре самого Константина. Все указывают на одну особенность его характера, которая во многом обуславливала происходившее. Умный, решительный, наделенный даром интуиции, он нес на себе отпечаток своего рода неотмирности, столь часто свойственной одаренным людям. Лишь некоторую часть его разума просветлял пламень, сделавший его великим. Но он, судя по всему, не был глубоким знатоком человеческой природы – в том числе своей собственной. Константин не обладал способностью управлять человеческим поведением, как это умели делать Ришелье и Талейран. Всю свою жизнь он оставался в этом плане невеждой, в некотором смысле человеком «невинным». ^[51]

Если учитывать эту особенность Константина, многое становится ясно. Вообще он был склонен верить людям. Древние историки называют по крайней мере двоих, кто весьма преуспел в искусстве одурачивания Константина. Одним из них был Авсоний, которому император поручил собирать информацию о христианах и христианстве; другим – Аблавий, его префект преторианцев. Судя по всему, они оба были очень способными и исполнительными чиновниками, но (как полагали прочие) использовали свое положение для укрепления собственного благосостояния. Константин всегда стремился к тому, чтобы его друзья разделяли его политические и религиозные воззрения. Многие люди, которым было в общем-то все равно, во что верить, шли ему здесь навстречу. В целом современники полагали, что доверчивость Константина граничит с наивностью, настолько он принимал на веру все, что ему говорили… Вероятно, его успех и авторитет во многом зиждились на его способности работать с самыми разными людьми и мириться с их особенностями. Однако иногда это заводило его слишком далеко.

Опасность заключалась в том, что император вовсе не был глуп. Время от времени он осознавал, что его обманывают, и тогда начинались неприятности. Мы знаем, что незадолго до отъезда из Азии он заподозрил, будто доходят до него отнюдь не все направляемые жалобы. Хотя по характеру Константин во многом напоминал своего отца, обладая достаточной терпимостью и умея найти общий язык с самыми разными людьми, тем не менее он был способен на большую резкость, нежели Констанций. Общеизвестно, что чем больше человек склонен доверять другим, тем острее он переживает предательство. Кто дает мало, тот и мало ожидает взамен; но тот, кто дает больше, чем ждут от него, иногда требует взамен больше, чем ему готовы дать.

Самое благоразумное – ничего не ожидать от другого: ни преданности, ни правды, ни благодарности, ни благотворительности; ведь все это, как и удача и счастье, приятные неожиданности, на которые мы никогда не должны рассчитывать…

Впоследствии люди категорически отказывались объяснять, что же произошло в Риме в тот год. События оказались окружены стеной молчания и мрака, преодолеть которую сейчас почти невозможно. Ничего не сообщает о случившемся биограф Константина Евсевий; об этом молчит Лактанций, наставник Криспа. Зосим, живший значительно позднее и враждебно настроенный, в любом случае знал мало. Остальные источники дают нам лишь намеки и крайне обрывочные сведения, на основании которых мы тем не менее можем составить себе некое общее представление о событиях; деталей мы не узнаем никогда, однако в одном или двух моментах можно, кажется, быть вполне уверенным. Во-первых, катастрофа разразилась вокруг фигуры Криспа; во-вторых, эту катастрофу спровоцировала Фауста.