Византиец. Ижорский гамбит - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Борисов cтр.№ 45

– Я так и предполагал, – согласился ливонский рыцарь, – когда я приеду на будущий год за своими сбережениями, из кошеля с безантами заберёшь свою долю.

На этом деловая часть встречи была завершена. Строган принял пенал с пергаментами, просмотрел содержимое и зафиксировал десять стопочек золотых, тут же ссыпанных со стола в кошель. После чего подождал, пока рыцарь накапает воск на шнурок и приложит свой перстень. Теперь всё это можно было отнести в скотницу и обмыть удачную сделку. Приедет ли рыцарь через год – бабушка надвое сказала. А если учесть род деятельности немца, то шансы увидеть его снова весьма малы. Вот и решил жадный олигарх отпраздновать по полной программе.

Снотворное было всыпано в очередной кубок, девки – изгнаны, а сам рыцарь, демонстративно зевая, отправился в свою комнату в сопровождении освещающего дорогу конюха, чтобы в час ночи предстать перед дверью скотницы. Гостю потребовалось полчаса, дабы вычислить местоположение потайного чулана. Секретная комнатка находилась как раз, под покоями Строгана, имела дубовую дверь, «музыкальную доску», соединённую с колокольчиком, звенящим при нажатии, и два люка: первый на потолке, сообщаясь с опочивальней боярина, а второй прикрывал отверстие лаза, ведущего в подземный ход. В самом подземелье была вырыта волчья яма, которая закрывалась специальным мостиком со стороны лючка, и, если б не многолетний опыт мошенников, проверяющих каждый метр пути щупом, то затея закончилась бы плачевно. С замками ливонский рыцарь дружил, особенно с немецкими. При наличии набора великолепных отмычек запоры поддались за считанные секунды, а наличие фонарика позволило определить спрятанную ловушку. Остальное был тяжкий физический труд. Награбленное имущество перекладывалось в мешки и скидывалось в подземелье, где подельник перетаскивал их к телеге.

Начало светать, когда Снорька закрепил пятую крышку гроба. Скорбный поезд тронулся в сторону городского кладбища, везя гробы, за которыми шли два убитых горем человека.

– Ты крест забрал?

– Конечно, ещё когда за столом сидели. – Якоб погладил внутренний карман овчинного полушубка, где помимо креста лежал золотой самородок, весом не менее фунта. – Знаешь, Карл, служить колдуну не так и плохо. Жаль, что из города уезжаем. Тут много всего интересного, а люди такие доверчивые.

– Люди везде одинаковы, брат. А по поводу креста, если не спросят, отдавать не будем. Пусть на память лежит. – Карл немного сбавил шаг, дабы возничий не слышал их разговора.

– Скажи, брат, когда ты успел так наловчиться с переодеванием? Сначала ты был моим оруженосцем, затем тайным посетителем, а потом и не совсем?

– Парик, Якоб. Парик и разных расцветок шоссы. Вспомни, как колдун учил нас использовать эти вещи. Люди обращают внимание на яркие предметы и приметы. У твоего последнего посетителя тряслась правая рука, а предпоследний и вовсе был горбун.

– Эй! Что вы там бормочете? – Снорька обернулся, потянул на себя вожжи и практически остановил кобылу.

– Молимся святому Христофору. Мы что, уже на месте? – Карл с удивлением посмотрел на свея, ответа не услышал, и троица снова двинулась в путь.

Телега, миновав поворот, ведущий на кладбище, с каждой минутой приближалась к причалам. Нисим был тут как тут. Раннее утро, самое время для отхода. Вскоре Волхов покроется льдом, и мытарь будет считать дни, когда возобновится навигация, а значит, вновь пойдут поступления в казну.

«Бедные яблоньки, как вы переживёте зиму без своего удобрения? – Мысли мытаря прервал стук лошадиных копыт. – Странно, телега совсем не скрипит».

Снорька намотал поводья на оглоблю и, взяв кобылку под уздцы, направился к ладье, где его уже ожидали Лексей с Ефремом. Шапка-ушанка на голове свея была с опущенными отложными ушами. Это был знак, что всё прошло успешно. Телега не стала въезжать на мостки, а остановилась рядом, возле причала.

– Что везём? – Нисим встал между Снорькой и Ефремом.

– Сходи да сам посмотри. – Приказчик Ильича, всегда весёлый и радостный, был на этот раз мрачнее тучи. – Не до тебя сейчас, Нисим. Горе у нас, в Юрьевский монастырь отправляемся.

– Посмотрю, работа у меня такая. Ой, прости Господи. – Мытарь замер, попытался было перекреститься, да в правой руке дощечка восковая. – Это ж сколько людей Богу душу отдало?

– Считай, за это тоже мыто положено? – Ефрем посмотрел на Нисима взглядом, полным ненависти.

«Тут лучше до греха не доводить, мало ли от чего народ помер, мож зараза какая?» – решил чиновник, но руки так и чесались открыть крышку гроба, когда ящик проносили мимо его.

– Постойте! А здесь что? – не вытерпел Нисим, когда на плече Снорри появился мешок.

– Свечи, одежда переодеть. Ты что, не в курсе, что для таких случаев с собой берут?

– Слава богу, все живы и здоровы. – Самоуверенный Нисим как-то сник. Смерть проходила рядом с ним, было неуютно и немного страшно.

– На, помяни. – Ефрем протянул мытарю кувшин с узким вытянутым горлышком, а кого помянуть – так и не сказал.

– Вот так, жил человек – и нету. – Нисим щедро глотнул из глиняной бутыли, провожая взглядом уходившую набойную ладью, а затем обернулся назад, собираясь расспросить возничего. Но поздно. Сынишка смотрителя кладбища отъехал уже далеко. – С драной овцы – хоть шерсти клок, – произнёс мытарь, булькнув оставшимся вином.

Добыча была знатная, особенно свечи. Строган прятал золотые монеты в воске. Кому придёт в голову проверять свечки? Изготовить недолго и везти безопасно. Якоб ещё в скотнице обратил внимание на необычайно тяжёлые изделия и каким-то шестым чувством понял – надо брать. Следующими по ценности шли меха: чёрный соболь с голубой подпушкой – это не хухры-мухры. Он что в моём времени под тысячу евро стоит, что в тринадцатом столетии двенадцать гривен за шкурку. Остальное же не имело такой ценности, тем не менее, по стоимости было сопоставимо с небольшим замком.

Вечером в преступном мире Новгорода обсуждался лишь один вопрос. Кто обчистил закрома хлебного олигарха? Судачили много и пришли к мысли, что справилась с этим не иначе как нечистая сила. Строган побоялся вести официальное расследование. Из богатейшего боярина города он превратился в нищего. За польский хлеб платить было нечем. Торговая империя – рухнула. Попытка выяснить у местных татей судьбу похищенного имущества ни к чему не привела. Рыцарь исчез, оставив всю свою одежду вместе с мечом, словно черти похитили. Проследив, каким образом преступники проникли в усадьбу, боярин окончательно растерялся. Возле неприметного лаза обнаружились следы телеги, а в самой галерее подземного хода никаких. А ведь, если бы зажигали факелы, то спалили б паутину на потолке, да и гнилая солома на волчьей яме не тронута.

«Господи, за что? – И тут Строган призадумался. В чудеса он не верил, значит, кто-то из своих, тот, кто мог двигаться по подземелью чуть ли не на ощупь, знал про ловушку и про золото в свечах. – Неужели жена? Убью тварь!»

* * *

В монастыре всё шло своим чередом. Военное положение введено не было, однако всё чаще можно было заметить вооружённых воинов, присланных состоятельными людьми для оберегания сокровищ, свозимых в обитель как в банк. Официально процентов за «депозитные ячейки» не требовали, так, скромное пожертвование, соизмеримое с вкладом. Зато и гарантия давалась весомая – защита свыше и, что не маловажно, крепкие каменные стены. Не каждый предводитель враждебной армии рискнёт грабить храм Господень, тать – так и подавно. Но в данный момент вероисповедание противника не препятствовало разбойным действиям. В приграничных областях православные священники договаривались с католиками о нейтралитете некоторых церквей. Например, как в Пскове. Неофициально, конечно, что давало возможность не только сохранить произведения зодчества, но и скромные накопления властей предержащих. Всё изменилось с момента создания банков. Ростовщики, ссужавшие деньги на содержание войск, требовали погашения долгов, а где взять серебро, чтобы быстро и сразу? Запылали православные храмы под предлогом искоренения ненавистной веры. В разграбленном Константинополе ослы падали с ног из-за тяжести вывозимого груза. Вот и не противился настоятель присутствию вооружённых лиц, ибо слово божье и острый меч всяк лучше одного слова.