Танцующая на ветру - читать онлайн книгу. Автор: Наталия Терентьева cтр.№ 4

После занятий я немного задержалась, долго одевалась, думала, как ответить на Пашино сообщение «Привет!». Если написать в ответ «Привет», он начнет набиваться на встречу. Говорить с Пашей категорически не о чем. Когда он был младше, то мог просто таскаться за мной хвостом. Стоял всегда рядом, смеялся, в школе садился сзади, в столовой – так, чтобы видеть меня и чтобы я могла видеть все его активные выступления, шутки, легкие драки.

Потом Паша подрос и стал прятаться в подсобке, где хранились шампуни, мыло, порошки, с Дашкой Алёхиной, узнал вкус интимных радостей и… начал приставать ко мне уже активно. Страдать, настаивать… Все его мысли и желания сосредотачивались в одной точке – затащить меня в подсобку, где в плохую погоду наши устраивали свою личную жизнь, или в лес, окружавший наш детский дом, и куда парочки уходили в теплое время.

Паша был уверен, как и практически все, что я встречаюсь с Виктором Сергеевичем, разубедить его было невозможно – иначе люди не хотели понимать нашей дружбы. Мне стоило больших усилий отстоять себя в середине девятого класса. Но мне это удалось. Это была моя победа над силами зла – так я сама определила тогда это для себя. Не первая, но огромная. Отец Андрей советует мне всегда жалеть своих врагов… Но жалеть можно врагов поверженных. А если жалеть врагов, которые идут на тебя с огнем, желая уничтожить, ненавидя, врагов сильных и беспринципных… Жалость может помешать бороться. Вот ответила бы я сейчас Тетёрке – может, она бы и прикусила язык. Или… мне бы прищемила хвост на экзамене, как она часто нам обещает.

Поразмыслив, Паше отвечать я ничего вообще не стала.

Только когда опустела раздевалка, я тоже вышла. Иногда меня удручает мое полное одиночество. Раньше, когда я жила в детском доме, я так остро его не чувствовала. Там у меня была моя маленькая «сестра», подружка, подопечная, Люба Горячева, о которой я заботилась и которая была ко мне искренне привязана. Там все время рядом болтался, требуя любви, Паша Веселухин. Там я рвалась на танцы, где был Виктор Сергеевич, и мне было тепло от его дружбы… А сейчас одиночество просто космическое.

В училище у меня со всеми нормальные отношения и есть приятельницы, но у нас настолько разные интересы, что настоящей дружбы не получается.

Дружеское расположение Виктора Сергеевича стало каким-то двусмысленным, Паша – это вообще отдельный разговор, главное, не встретить его случайно в городе… А если встретишь – правильно ответить, чтобы он не рассвирепел, не убежал прочь, стуча ногой по всем встречным столбам и мусоркам, и не примчался ближе к ночи на «последний разговор», который он устраивает регулярно раз в месяц, дебоширя у входа в наше общежитие или прямо в коридоре, если ему удается прорваться… Мне кажется, он уже привык так жить. Поорет, проклиная свою судьбу, меня, все на свете, месяц собирается с силами, копит страдания и потом – всё снова-здорово.

Меня утешает лишь то, что все герои русской литературы очень одиноки. И Печорин, и Онегин, и Татьяна, и Чацкий, и князь Мышкин, и Раскольников… Кто-то потом обретает дружбу и любовь, а кто-то, наоборот, во всем окончательно разочаровывается и все теряет…

Странно, наверно, сравнивать себя с самыми лучшими героями русской литературы. А с кем мне себя еще сравнивать? Не с теми же бывшими детдомовцами, которые пропадают один за одним, только выйдя «на свободу» в пятнадцать лет… Так я точно не хочу.

Мамы давно нет, уже семь лет, как она умерла, и эти семь лет прошли, с одной стороны, быстро, а с другой – это целая другая жизнь. Вся моя жизнь делится на две половины – до детского дома, куда я попала через месяц после ее смерти, и после. Маму я помню хорошо. Помню многие ее слова, помню лицо – тем более у меня есть ее фотография, помню, как она просила меня быть хорошим человеком и не врать. Не врать совсем получается. Потому что, скорей всего, мама имела в виду что-то другое. Если говорить всем правду и только правду, мир взорвется от обиды и взаимной неприязни. Но теперь уже не спросишь.

С кем мне себя сравнивать? И с кем разговаривать? Раньше я разговаривала обо всем с Виктором Сергеевичем. Пока он относился ко мне, как к маленькой девочке, которую можно изредка поцеловать и поскорее отойти от нее, чтобы неровен час не переступить грань…

Размышляя, я пошла по улице. Погода была просто прекрасной, день не испортился, пока мы сидели в училище, вовсю пели птицы. Надо узнать, кто же может так петь в самом конце января… Ведь птицы еще не прилетели из дальних краев. Значит, запела какая-то зимующая птица, запела, чувствуя близкую весну.

Очень хотелось есть. Обед, который был два часа назад, пролетел незаметно. Я стала придумывать, что бы я приготовила, если бы у меня были деньги. Я помню несколько блюд, которые так вкусно готовила мама. Тушеное мясо, целиком запеченная курица, многослойный пирог с грибами, картошкой… Но я точно не знаю, как надо готовить, чтобы получилось так, как у мамы.

Помучив себя такими мыслями, я зашла в попавшуюся мне по дороге булочную и купила свежий белый батон. На самом деле что может быть вкуснее такого хлеба? Отломив кусочек, я убрала в сумку оставшееся, решив не есть на улице, как бродяжка.

– Руся!.. – натолкнувшаяся на меня около булочной девушка ахнула от неожиданности. – Ты?..

И я тоже ахнула. Я не видела Машу с прошлого года, когда, поступив в училище, радостная, позвонила ей, мы встретились, долго гуляли, обещали больше не расставаться. Я надеялась, что Машина мама, которая не очень приветствовала нашу дружбу, теперь будет относиться ко мне по-другому, поймет, что я никак не могу плохо повлиять на Машу.

Маша пришла к нам в класс, в котором учились и детдомовские, и домашние дети, в тот год, когда я оканчивала школу, девятый класс. Она, разумеется, осталась учиться в десятом. А у нас так заведено – в пятнадцать лет практически все выпускаются из детского дома и продолжают учебу в профессиональном учебном заведении. Большинство идет в строительный техникум. Я же мечтала поступить в педагогическое училище, а потом – в институт, на специальность «русский язык и литература», потому что моя мама была учительницей русского языка, и это когда-то казалось мне практически нереальным.

Училище – лучшее в области, многие идут в него, потому что потом легче поступить в хороший московский вуз. Попасть в наше училище на эту специальность, плохо сдав экзамены за девятый класс, невозможно, только разве что на платное место. Но я сдала все предметы, включая математику, на самые высокие баллы и поступила.

Мы с Машей тогда погуляли, договорились еще встретиться. Но Маша больше не написала. Я ждала-ждала, несколько раз принималась сама ей писать, но не отправила ни одного сообщения, даже просто картинку или улыбку. Я все поняла. Ее мама поставила ей какие-нибудь условия.

Теперь мы расцеловались, и я сказала:

– Тебе в какую сторону?

– Я домой. – Маша неопределенно махнула рукой.

– А мне – туда. – Я тоже показала, только в противоположную сторону.

Маша отвела глаза. Потом все-таки сказала: