Романовы. Семейные тайны русских императоров - читать онлайн книгу. Автор: Вольдемар Балязин cтр.№ 106

Чрезвычайный комитет немедленно представил свою рекомендацию императору. Однако Александр принял окончательное решение лишь через три дня — 8 августа. В этот день Кутузов был принят императором и получил рескрипт о назначении главнокомандующим.

11 августа, в воскресенье, Кутузов выехал из Петербурга к армии. Толпы народа стояли на пути его следования, провожая полководца цветами и сердечными пожеланиями успеха. 17 августа, в третьем часу дня он приехал в Царево-Займище, куда уже пришли обе армии. Увидев солдат, Кутузов тут же похвалил их: «Ну как с этакими молодцами не побить француза?» — и тотчас получил ответ: «Едет Кутузов бить французов!»

Кутузов застал войска готовящимися к сражению — вовсю шло строительство укреплений, подходили резервы, полки занимали боевые позиции.

Главнокомандующий немедленно созвал Военный совет, который единогласно высказался за генеральное сражение. Кутузов тоже проголосовал за это, но как только заседание кончилось, тут же отдал приказ генерал-квартирмейстеру Карлу Толю — талантливейшему немцу-полковнику, а затем и генералу, автору многих прекрасных стратегических решений в этой войне, готовить армию к отходу, а офицерам квартирмейстерской части подыскивать новые позиции. Сделай то же самое Барклай, армия была бы близка к вооруженному мятежу. Но Кутузов был любимцем солдат, соратником и другом Суворова, настоящим русским генералом, и кому же, как не ему, можно было безоговорочно верить?!

И ему верили, хотя он все ближе подходил к Москве, пока наконец не остановился в ста сорока верстах от Первопрестольной, на огромном поле возле села Бородино.

Об этом сражении написаны сотни книг и тысячи статей, и мы не станем повторять то, что давно известно.

26 августа в половине шестого утра началось Бородинское сражение, продолжавшееся весь день. Около ста тысяч убитых осталось лежать на поле брани, но ни одна из сторон не достигла тех целей, к которым стремилась.

«Из всех моих сражений, — писал впоследствии Наполеон, — самое ужасное то, которое я дал под Москвой. Французы в нем показали себя достойными одержать победу, а русские стяжали право быть непобедимыми».

С наступлением темноты Кутузов отдал распоряжение предоставить ему списки потерь и приказал готовиться к продолжению сражения на следующий день.

В донесении Александру, написанном в ночь на 27 августа прямо на позиции при Бородине, когда еще не было известно о понесенных потерях, Кутузов сообщал: «Войска Вашего императорского величества сражались с неимоверною храбростью. Батареи переходили из рук в руки, и кончилось тем, что неприятель нигде не выиграл ни на шаг земли с превосходными своими силами».

Написав это, Кутузов получил сообщение, в котором указывалось, что его потери превосходят сорок тысяч человек.

Такой итог первого дня заставил Кутузова изменить решение о продолжении сражения, и он отдал приказ об отходе армии с занимаемых позиций.

Курьер с донесением о сражении при Бородине еще не отправился в Петербург, и Кутузов приписал, что из-за больших потерь он отступает за Можайск.

Победный тон реляции заставил Александра подумать, что речь идет о смене позиции для продолжения генерального сражения, в победном исходе которого, как он понял, не сомневается даже осторожный Кутузов, и тотчас же велел служить благодарственные молебны во всех церквах, объявляя о победе, одержанной над Наполеоном.

Кутузов был произведен в фельдмаршалы и ему было пожаловано сто тысяч рублей. Его жена Екатерина Ильинична стала статс-дамой. Героя Бородина Барклая-де-Толли, чей правый фланг нерушимо стоял весь день, царь наградил орденом Георгия 2-й степени. П. И. Багратион, смертельно раненный, был награжден пятьюдесятью тысячами рублей, а всем солдатам и унтер-офицерам, оставшимся в живых, было выдано по пяти рублей.

Последующая неделя прошла для Александра и всех жителей Петербурга в томительном ожидании известий из армии. День шел за днем, а никаких сообщений о ходе военных действий не было.

Только 7 сентября, через десять дней после отступления русских войск от Бородина, когда уже Москва не только была сдана Наполеону, но и почти сгорела дотла, а армия Кутузова уже уходила по Старой Калужской дороге к Тарутину, сообщение об этом пришло в Петербург. И это было написано не Кутузовым, а московским Главнокомандующим Ростопчиным, уехавшим из Москвы в Ярославль. Оттуда-то и послал он свое сообщение Александру о сдаче и сожжении Москвы.

Это известие произвело на императора сильнейшее впечатление — он поседел за одну ночь, но остался тверд в намерении бороться с Наполеоном до победы, чего бы она ни стоила. А 8 сентября наконец пришло донесение и от Кутузова.

Прочитав его, Александр сказал доставившему депешу полковнику Мишо: «Возвратитесь в армию, скажите нашим храбрецам, скажите моим верноподданным везде, где вы проезжать будете, что если у меня не останется ни одного солдата, то я созову мое дорогое дворянство и добрых крестьян, что я буду предводительствовать ими и пожертвую всеми средствами моей Империи. Россия предоставляет мне более способов, чем неприятели думают. Но ежели назначено судьбою и промыслом Божиим династии моей более не царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моей власти, я отращу себе бороду и лучше соглашусь питаться картофелем с последним из моих крестьян, нежели подпишу стыд моего отечества и дорогих моих подданных, коих пожертвования умею ценить. Наполеон или я, я или он, но вместе мы не можем царствовать; я его узнал, он более не обманет меня!»

Вскоре царь узнал имена героев Бородина и понял, что их были тысячи и принадлежали они ко многим народам России.

Александр узнал о сонме русских героев: Раевском, Коновницыне, Ермолове, Немировском, о братьях Тучковых и множестве иных.

Но ему говорили о Барклае, под которым в день Бородина пало четыре лошади, было убито и искалечено пять немцев-адъютантов, бывших возле него, прострелены плащ и треуголка, а он, ни на секунду не теряя самообладания, рубился в самом пекле сражения.

После того как раненного Багратиона увезли с поля боя, центр сражения переместился к Курганской высоте, на которой стояла батарея Раевского. Когда французы в два часа дня начали ее штурм, поддержанные огнем трехсот орудий, они столкнулись с колышущейся, ощетинившейся штыками живой стеной, непробиваемой и несокрушимой. Здесь стояли пехотные полки А. И. Остермана-Толстого, кавалеристы из 2-го корпуса Ф. К. Корфа и 3-го корпуса Крейца и четыре лейб-гвардейских полка. 24-я дивизия старика Лихачева пала на высоте вся, до последнего человека.

Град посыпавшихся на героев Бородина звезд, крестов, бриллиантов и золота был столь обилен, что мог быть сравним только с градом ядер и пуль, просыпавшимся над полем сражения.

Назову здесь лишь наиболее прославленных генералов и офицеров-немцев, кроме уже названных выше.

Это — Л. Л. Беннигсен, К. К. Сиверс, Г. А. Эмануэль, А. И. и К. И. Бистромы, К. Ф. Левенштерн, принц Евгений Вюртембергский, Х. И. Лодор, Э. И. Рейнгольз, И. Ф. Удом, Е. Ф. Корн, К. Ф. Багговут, многие другие, здесь не названные, а сколько еще было их в других корпусах и армиях, не участвовавших в Бородинском бою, но стоявших на всем пространстве противостояния от Петербурга до Австрии.