7 женщин, изменивших мир - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Бадрак cтр.№ 19

Словно выражая несогласие с положением жены, преданно следующей по жизни за мужем, заботливо и безропотно взращивающей потомство, мать Елены Блаватской обратилась к интеллектуальному оружию как к немой, но очень яркой форме протеста. Обладая многими способностями, среди которых наиболее важными оказались энергичность и воля к жизни, одухотворенная женщина начала сосредоточенно писать, демонстрируя окружающим оборотную сторону женской натуры, широту мышления и творческого полета. Ее произведения, наполненные духом женственности и скорбью за отводимую роль, успешно печатались в столичных изданиях и были достаточно высоко оценены в мире литературной критики. Некоторые труды аналитики оценивали как крик души, повествования о своей горькой судьбе. Ее собственные чувства выражались через страдания героинь-женщин в несчастливом браке… Так оно и было, а писательская деятельность порой больше была психоаналитическим снадобьем, разговором с невидимым врачевателем, нежели методом самовыражения. Она также была способом тихого протеста против традиционной женской роли. «Все, чему с детства поклонялась я, было осмеяно его холодным рассудком; все, что я чтила как святость, представили мне в жалком и пошлом виде», – исповедовалась Елена фон Ган через образ героини в одном из своих произведений. Хотя, среди прочего, писательница, скитавшаяся по дальним гарнизонам, получала гонорары, что само по себе было не меньшим вызовом окружающим, чем литературные пробы. Примечателен, кстати, факт, что гонорары за ее произведения тотчас тратились на образование девочек. Фактически, она ненавязчиво указала двум дочерям – Елене и родившейся после смерти брата Александра Вере, что существует путь к самостоятельному выбору. Но она все же была слишком слаба духовно и физически, чтобы попытаться открыто пойти наперекор обществу. Путы традиции и власть общественного мнения были невероятно могучими, приковывали женщин тяжелыми невидимыми цепями к жизненным устоям мужа, необходимости воспитания детей. И наконец, элементарная финансовая зависимость от мужчин, а также боязнь оказаться изгоем общества заставляли даже сильных духом женщин склонять голову перед требованиями эпохи.

Материнские уроки не прошли даром для старших детей – позже не только Елена Блаватская, но и Вера Желиховская станет писательницей, повторив путь своей матери, хотя и совмещая его с традиционной женской ролью хранительницы очага и воспитательницы потомства. Главным потрясением детства и окончательной вехой взросления для десятилетней Елены оказалась неожиданная смерть матери в возрасте двадцати восьми лет. Ранняя утрата резко обострила восприимчивость девочки, ускорила процесс взросления, разбудив в душе трогательный симбиоз безрассудной смелости и резкой нетерпимости к людям. Эта форма протеста чаще всего выражалась в высказываниях в лицо собеседнику всего, что она о нем думала. Ее душу переполняли бунтарские мотивы, неосознанная месть живому миру за неоправданную смерть любимого человека, переросшая со временем в неукротимость и игнорирование общественно значимых табу. В маленьком сердце на долгие годы поселилась нелюбовь к людям и Богу, взращивающая зерно небывалого эгоизма и сардонического отношения к окружающему миру. Как никогда ранее, она принялась за поиски иного мира, существующего параллельно с реальным. Ее тонкая, еще детская чувствительность и необычайная впечатлительность привели к тому, что девочка стала выдавать воображаемые образы за реальные знания потустороннего и неведомого…

Не менее важной в формировании Елены оказалась роль бабушки по материнской линии, чье социальное положение позволяло дать внучкам фундаментальное образование. Изучение языков, литературы, географии и истории было основательным и многогранным, а в высшей степени эмоциональное восприятие Еленой услышанного, увиденного или прочитанного говорит не только об уникальной впечатлительности, но и о растущей сосредоточенности. Прекрасно и без видимых шероховатостей сходясь с другими детьми, девочка все чаще предпочитала одиночество и самостоятельное созерцание мироздания: ассоциативное мышление и невероятное по размаху воображение вполне заменяли ей живое общение со сверстниками. В то время окружающие отметили просто фантастическую память Елены, ее необычное влечение к тайному и мистическому, а также некоторые происшествия, полуреальные и мало объяснимые для обычного человека. Взрослея, она все больше углублялась в чтение, и даже самый близкий ей человек – сестра Вера – признавалась, что особой дружбы между ними не существовало. Сосредоточенность на себе и своих ощущениях способствовала развитию фанатической любви к книгам, которые Елена поглощала сотнями: вымышленный мир, где царили воинственные и благородные образы и чарующими вспышками мелькали фрагменты цивилизации, был колоритнее и изысканнее напыщенной и лицемерной реальности. Грани ее чувствительности были такими нечеткими; они то возникали, то исчезали, переплетая вымысел с реальными образами, давая пишу для шокирующей окружающих необъяснимой информации…

Мятежная, свободолюбивая и крайне своевольная натура стремительно взрослеющей Елены полностью проявилась после переезда всей семьи в Грузию, когда она сама неожиданно спровоцировала стареющего чиновника Никифора Блаватского сделать ей предложение. Ее поступок обескуражил родных, но еще больше они были шокированы событиями, последовавшими за официальным замужеством Елены, которой еще не было восемнадцати. Тогда стало ясно, что она явно не собиралась опутывать себя теми же цепями, что когда-то покорно приняла ее мать. Скорее, в действиях девушки легче усмотреть изощренную месть обществу, поставившему мужское начало выше женского. Это странное доказательство собственной самодостаточности имело особую важность для самой Елены: она силой воли уравняла себя в правах с мужским миром. После такого эксцентричного шага она могла безропотно двигаться дальше по жизни – одинокой и одухотворенной, как бы паря над сотворенными обществом идеалами и моральными принципами. В какой-то степени история с замужеством явилась более экспрессивным продолжением девичьего самоутверждения Елены, странного по сути, выражавшегося в оскорблении достойных представителей светского общества и в открыто демонстрируемом презрении к самим устоям морали и общественным правилам. Но эти действия вполне понятны с точки зрения внутренней психологической борьбы, результатом которой должна была стать самоидентификация, самооценка психически самодостаточного человека – в пику общественным нормам ущемленной и зависимой женщины в консервативной России. Небезынтересно, что Блаватская с отвращением относилась даже к внешним формам существования светского общества: наряды, балы и украшения казались ей губительными эрзацами духовной гармонии, попытками упрятать под бутафорией нелепость и примитивность существования человека. Елена в свои семнадцать точно знала, что не повторит судьбу своей матери!

По свидетельству сестры Веры, уже после свадьбы молодая жена высокопоставленного чиновника Кавказа собиралась бежать в Иран, но была выдана мужу. Автор детальной биографии Блаватской Сильвия Крэнстон утверждает, что в течение почти трех месяцев, которые после этого Елена провела с мужем под одной крышей, она не позволила ему прикоснуться к себе. Затем она организовала умопомрачительный побег, после чего, обманув законного супруга и всю родню, получила то, к чему вожделенно стремилась: оказалась единовластным владельцем собственной судьбы. Без средств, без покровителей, без особенной четко сформулированной цели. Но это ее не смущало, она совершила главный шаг в своей жизни – бегство от уготованной обществом роли, достигнув нулевого рубежа – полной свободы действий.