Господа офицеры - читать онлайн книгу. Автор: Борис Васильев cтр.№ 207

Сделав несколько судорожных глотков, Тая пила теперь медленно, сдерживая себя. Бледное лицо ее чуть порозовело, и даже в потускневших глазах затеплился отблеск прежнего огонька. Глядя на нее, Гедулянов испытывал необыкновенное, доселе неведомое счастье. Оно настолько переполняло его, что он не мог сидеть спокойно, а все время теребил бороду, гладил лоб или потирал руки. И — улыбался в густую, совсем еще недавно черную бороду.

— Теперь я смогу поплакать, — сказала вдруг Тая. — Нам, женщинам, иногда очень нужно поплакать. Особенно — от счастья.

— От счастья?

Он почти не понимал, о чем она говорит: он только слушал ее голос. Слушал и улыбался.

— От огромного счастья, дорогой мой, родной, единственный мой Петр Игнатьевич. Теперь мы не расстанемся никогда, никогда в жизни не расстанемся, слышите? Только не подумайте, пожалуйста, что я навязываюсь, я просто буду жить рядом, нянчить ваших детей, ухаживать за вами…

— Тая, — он неуклюже опустился на колени, поймал ее руки, спрятал в ладонях свое косматое, грязное лицо. — Я никому не отдам тебя, Тая. Я не могу отдать тебя. У меня ничего нет, я — простой пехотный офицер, ты знаешь, но я… Я не могу без тебя.

— Господи, — со стоном прошептала Тая. — За что же мне такое счастье? За что, господи?..

В тот день они не знали, что до освобождения оставалось всего четверо суток. Из всех посланцев Штоквича до своих добрался один Тер-Погосов. Об осаде Баязета узнали быстро, но измотанные маршами войска Тергукасова нуждались в отдыхе и пополнении. Генерал бросил к Баязету конницу Кельбалы-хана, но она не смогла преодолеть турецкий заслон. Лишь 26 июня Тергукасов выступил со всеми силами.

28-го числа после восьмичасового боя противник был разгромлен наголову. Заслышав стрельбу, Штоквич приказал открыть ворота. Их разбаррикадировали, распахнули, очистили площадку и выкатили орудие. Пока поручик Томашевский громил со второго этажа турецкие цепи, его старший фейерверкер Яков Егоров картечью расстреливал отступающих в панике черкесов Шамиля; курды бежали в горы после первых же залпов.

Когда Тергукасов вошел в распахнутые ворота крепости, в первом дворе его встретил выстроенный гарнизон. Возле знамени 2-го батальона 74-го пехотного Ставропольского полка стоял капитан Гедулянов, поддерживая сестру милосердия Таисию Ковалевскую. Генерал принял рапорт Штоквича, до земли поклонился защитникам и обнял коменданта.

— Поспеши с представлением. И никого не позабудь. Никого, слышишь?

Вечером того же дня капитан Штоквич писал последний приказ № 23 от 28 июня 1877 года. Не надеясь на память, он все время рылся в приказах и донесениях, стараясь вспомнить каждый из страшных дней осады. Приказ получался длинным, а все казалось, что он перечислил не всех, кто достоин награды. И потому это был единственный из приказов коменданта, рыхлый по стилю, нескладный по содержанию и непривычно многословный.

«…а в особенности я должен поблагодарить за неусыпную бдительность, труды и распорядительность заведующего 2-м батальоном 74-го пехотного Ставропольского полка капитана Гедулянова…

…казачьих командиров войскового старшину Кванина и сотника Гвоздина…

…сестру милосердия Таисию Ковалевскую…

…командира 4-го взвода 4-й батареи 19-й артиллерийской бригады поручика Томашевского…

…командира роты Ставропольского полка поручика Чекаидзе…

…младшего врача 74-го пехотного Ставропольского полка Китаевского…

…юнкера Леонида Проскуру…

…старшего фейерверкера Якова Егорова…

…состоявшего при мне переводчиком Таги-бек Баграмбекова…

…а также всех нижних чинов пехотных и казачьих частей…»

Написав приказ, капитан еще раз внимательно сверил его с документами, опасаясь, не упустил ли кого, и только после этого подписал.

И лишь одной фамилии не было в этом приказе-перечне — перечне, который шел на представление к наградам, — фамилии самого коменданта цитадели капитана Федора Эдуардовича Штоквича.

1

В последних числах июля небольшой особняк на одной из тихих улиц Бухареста внезапно ожил, засветился окнами, заскрипел заржавевшими петлями. Хозяин его еще в январе уехал в Париж, заломив за аренду совершенно сумасшедшие деньги. Однако к означенному времени нашлась-таки мошна, выдержавшая запрошенное без торговли.

Поначалу Варя наотрез отказалась переезжать. В Кишиневе ее двойственное, а точнее, даже двусмысленное положение было еще терпимым: рядом находился Федор.

Роман Трифонович вел себя безукоризненно, был внимателен, ненавязчив и ни на чем никогда не настаивал. До ее отказа ехать с ним в Бухарест.

— Колеса мои заскрипели что-то, — вздохнул он. — Поглядеть надо, где застопорилось: то ли подмазать, то ли из грязи вытолкнуть, то ли подпрячь кого. Это на месте только решить можно, а потому не обойтись мне без вас, Варвара Ивановна.

Если бы он уверял, что дня не может прожить один, если бы умолял для себя, Варя не согласилась бы. Но он беспокоился о деле, просил помочь, нуждался в ней, и Варя, поколебавшись, дала согласие. И через неделю засветился огнями заброшенный особняк румынского богатея.

Вскорости по прибытии в Бухарест Хомяков навестил Варю в отведенной ей половине, был угрюм и озабочен.

— Варвара Ивановна, нижайшая и обязательная просьба: будьте хозяйкой ужина. Ожидаю гостей мне весьма нужных, которых принять надобно со всей любезностью.

— Сударь, это невозможно, — Варя встала, прошлась по гостиной, нервно теребя руки. — Вы представьте мое положение.

— Нет уж, вы сперва наше, — он резко подчеркнул последнее слово, — положение представьте. Нащупал я стену, в которую все дело уперлось. Крепкая стеночка, лбом такую не прошибешь, такую только обойти можно, и тут уж я на вас уповаю. Они ведь на меня как на мужика смотрят, а надо, чтоб мужик этот им своим показался. Вот какая задачка, Варвара Ивановна, задачка, которую без вас не решишь, так что готовьтесь любезной быть. Отменно любезной, без сучка и задоринки.

Поспорив немного, Варя сдалась. И хотя роль ее была унизительна, она решительно приказала себе обо всем забыть и стала готовиться к предстоящему приему.

Первым гостем оказался Алексей Николаевич Куропаткин, чему Варя очень обрадовалась. Следом прибыли экипажи с Александрой Андреевной Левашевой, князем Насекиным и Лизонькой с мужем: весьма напыщенным генералом из того сорта, что получают чины и ордена за умение своевременно говорить своевременные слова. О приглашении Левашевой с братом Варя знала, но появление Лизоньки было для нее полной неожиданностью. Она тут же вспомнила их последнее свидание, свою суетливую неуклюжесть, и с ужасом ощутила, как начинает увядать сейчас. Но Лизонька рассыпалась в таких любезностях, что Варя сразу поняла, что здесь, в Бухаресте, роли их поменялись местами.