Во власти хаоса. Современники о войнах и революциях 1914–1920 - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Аринштейн cтр.№ 63

Страница

Мне же было неясно – как это турки не были в курсе дела, о чем думала их разведка? Как это до них вовремя не дошли вести, что захвачена их столица? Ведь от Константинополя до Батума вся длина Черного моря? Эскадра ведь вышла из проливов уже давно!

Ничего не знали – пили чай с вишневым вареньем на русской даче!

Когда паша уехал, Пассек достал бутылку теплого шампанского, мы встали и торжественно чокнулись.

Английская оккупация

Мы смотрели в бинокли, как английские военные суда быстро подходили к Батуму. Суда еще шли полным ходом, как шлюпки и катера на ходу спускались, и едва пристали, как морская пехота ринулась вдоль набережной. Сопротивления, впрочем, не было никакого. Мы вернулись от Пассека домой, и на следующий день порт и часть города были «off limits» ^[24] и к берегу никого не пускали.

На следующий день мы, т. е. молодежь, пошли в город выяснить обстановку, посмотреть, кто эти самые англичане.

Последние оказались всех сортов и цветов – индусы (Бенгали) огромного роста и с огромными тюрбанами, бородатые «sikhs» ^[25] с длинными волосами, зачесанными под тюрбаны, «gurkha rifles» ^[26] – маленького роста, с широкополыми шляпами, вроде как у скаутов, с страшными «kukki» – широкими ножами – и с лицами слегка азиатского типа, хотя они чисто индоевропейского происхождения. Были и просто английские Томми, большинство небольшого роста, иногда даже тщедушные, кроме отдельных солдат и краснорожих здоровенных унтеров и сержантов.

Все, кто бы они не были, как на подбор прекрасно одеты, с добротной обувью, а офицеры в красивой форме. Но главное, что меня поразило, – это качество конского состава и мулов – последние громадного роста. И кони, и мулы выстрижены, кроме ног и брюха, вычищены, лоснятся от хорошего ухода и корма. Седла и сбруи высокого качества. На любую обозную лошадь можно заглядеться! Вскоре выяснилось, что отношение англичан к туркам презрительное, часто грубое и даже оскорбительное, словно турки животные, и это несправедливо. Турецкий солдат, аскер, храбр, нетребователен и послушен. При хорошем офицерском составе, если его кормить и о нем заботиться, то он один из лучших пехотинцев в мире.

Больше других мне понравились «гурки». Говорят, они врожденные воины, здесь же их главное увлечение – футбол.

Турки сдают оружие и те повозки и автомобили, что они забрали у уходящих с фронта русских. Турки их перекрасили и наивно всячески старались выдать за свои. Спорили, клялись, но англичан не проведешь, и раз даже потерявший терпение английский лейтенант стеком ударил турецкого офицера. Вышло нехорошо.

Отношение к русскому офицерству особое. Осторожное, сказал бы, слова подобрать нелегко, ведь мы были союзниками, затем заключили сепаратный мир, правда не мы, а большевики, но Россия все же договор нарушила. Словом, – и я становлюсь на место англичан – пока они проливали «кровушку» до конца, мы почему-то оказались мирно проживающими на дачах и еще на что-то жалуемся – это неприятно.

Город сразу ожил. Все, у кого хоть малая «зацепка» у англичан, – подрядчики, переводчики и т. д., начали получать солонину, хлеб, сахар, чай, кофе, сгущенное молоко и прочие блага. Ожила и процветала почти открыто и полуофициально черная биржа. Многие англичане познакомились с дачным населением. Иногда подружились.

Пора записываться в добровольную армию, но надо сначала войти в связь с моими старшими офицерами.

Это вопрос времени, вероятно короткого.

Автор дневника – племянник председателя Совета министров П. А. Столыпина, офицер 17-го драгунского Нижегородского полка; участник Белого движения.

Его дневник за 1917–1918 гг. опубликован в 1992 г. Н. Н. Рутычем-Рутченко (альманах «Русское прошлое». Кн. 3. С.-Петербург, 1992) с его любезного согласия фрагменты этого дневника печатаются в настоящем сборнике.

Впервы́е революционное движение охватило некоторые круги нашего общества в 1825 году, после кончины Императора Александра I. Но движение это коснулось лишь незначительной части общественных верхов и носило лишь характер движения конституционного, отнюдь не антимонархического. В царствование Николая I революционное брожение сосредоточивалось вне пределов России, преимущественно в Швейцарии и Англии. После кончины Николая Павловича преемник его открыто вступил на путь либеральных реформ. Революционное движение лишилось почвы… Но Царь-Освободитель под конец своего царствования, под влиянием, вероятно, испытанных им горьких разочарований, изменил свою первоначальную программу, не только приостановил дарование дальнейших реформ, развитие реформ уже дарованных, но зачастую и парализовывал проведение их в жизнь. Революция снова подняла голову. Последовал целый ряд террористических актов, совершенных над министрами, губернаторами и иными членами правительства, завершившихся злодейским преступлением 1 марта 1881 г.

При Императоре Александре III революция снова ушла в подполье и некоторые ее более открытые проявления были тотчас же подавляемы. Кровавое преступление 1 марта всколыхнуло общественные круги, сплотило их вокруг царского престола и на этом-то единении царя с народом, помимо твердой воли и открытого образа действия монарха, – и зиждились, главным образом, успехи его царствования. Но реакционная система правления вечно длиться не могла. Успокоенная Царем-Миротворцем страна созрела для новых реформ, которые служили бы продолжением прерванных при Александре III нововведений его великодушного родителя.

Николай II не учел создавшейся обстановки и разошелся со своим народом, или вернее, с теми его слоями, которые известны под именем «русской интеллигенции». Возможно, что если бы молодой Государь обладал железной волей своего отца, он мог бы еще некоторое время продолжать реакционную его политику и постепенно, с надлежащей осторожностью, перейти на путь либеральных реформ. Но для этого у последнего Царя не было ни характера Александра III, ни импонирующей народу его внешности русского богатыря.

Заявив, что он намерен царствовать в духе своего родителя, он в 1905 году дарует конституцию, дабы впоследствии всячески ограничивать предоставленные им народу права. Выпустив из рук своих самодержавную власть, он никак не хочет примириться с созданным им же самим положением конституционного монарха и, сам себя обманывая, заявляет, что он передаст своему сыну Россию такой, какой он принял ее от своего покойного отца. Получилось весьма опасное раздвоение во власти. С одной стороны – Государь, явно сожалеющий о своей поспешности в 1905 году (откуда, главным образом, его антипатия к графу Витте), а с другой стороны – Государственная Дума, опирающаяся на октябрьский манифест, рассчитывающая на слабоволие монарха и потому неустанно стремящаяся к расширению дарованных ей прав, находящая к тому же поддержку в столь присущем нашей так называемой интеллигенции фрондерстве.

Страница