Ромен Гари, хамелеон - читать онлайн книгу. Автор: Мириам Анисимов cтр.№ 141

<…> — Вы знакомы со многими писателями, господин Штайнер?

<…> — Да, со многими…

Но за всю свою жизнь я еще не видел ни одного,

даже крупного, писателя, значение которого было хотя бы

приблизительно равносильно значению его книг.

— Неужели это закономерность?

— Я этого не утверждал. Я говорю вам только о тех, кого сам знаю.

И это писатели, из-под пера которых вышли

действительно серьезные произведения.

Об авторах бульварных романов речи не идет.

— Как вы это объясняете? Как может произведение

значить больше, чем его творец?

Утверждаю, что я не Эмиль Ажар и что я никоим образом не принимал участия в создании произведений этого автора.

Не для того ли я стал питоном, чтобы избавиться от своего еврейства?

Доктор, это ужасно. Теперь я знаю причину всех моих попыток убежать от себя самого, причину всех моих тревог и холодного пота, чувства вины и нежелания обзавестись потомством. Я еврей, доктор, вот откуда берутся ненависть и расизм в отношении самого себя.

Я устал от самого себя. Устал от этикетки Ромена Гари, которую на меня приклеили и с которой я хожу вот уже тридцать лет с того самого момента, когда утрам молодой авиатор, автор «Европейского воспитания» проснулся знаменитым после слов Сартра в «Тан модерн»: «Через несколько лет мы поймем, действительно ли „Европейское воспитание“ — лучший роман о движении Сопротивления». Тридцать лет! «На меня обиделись». Быть может, подсознательно я сам этого хотел. Так было проще: существовал готовый образ, нужно было просто подыграть. Это позволяло мне не раскрываться полностью.

А главное, я мечтал вернуть юность, радость от первой книги, от первой публикации — мечтал начать заново. Начать заново, пережить вновь счастливые моменты, стать кем-то другим всегда было для меня большим соблазном. Да, на задней обложке моих книг было написано: «исключительно разносторонний человек… авиатор, дипломат, писатель…» Но что с того? ровным счетом ничего, ноль, колыхание травы на ветру, и вместе с тем жажда абсолюта. Все мои официальные жизни, в некотором смысле упорядоченные, двоились и троились другими, менее доступными чужому глазу, но каким бы любителем приключений я ни был, мою жажду не утолила ни одна из них. Дело в том, что мною всецело владел древнейший соблазн Протея — соблазн множественности. Я алкал жизнь во всех ее формах и проявлениях, но каждое новое ощущение только усиливаю мой голод. Мои противоречивые порывы постоянно разрывали меня на части, и думаю, что я не сошел из-за этого с ума лишь благодаря женщинам и литературе, чудесным образом позволявшей мне перевоплощаться вновь и вновь. Я всегда был кем-то другим. И стоило мне обрести что-то постоянное — сына, любимую женщину, пса Сэнди, — как я страстно привязывался к этому предмету.

Может быть, эти обстоятельства психологического свойства объясняют рождение, недолгую жизнь и смерть Эмиля Ажара лучше, чем я сам вначале думал.

Это стало вторым рождением. Я начинал жизнь заново. Всё опять было в моих руках.

Создавалась полная иллюзия самотворения.

Всё, что важно, — это цитируют тебя или нет, а я принадлежу к проклятому племени писателей, которых никогда не цитируют… я яркий их представитель… я могу говорить всё, что мне заблагорассудится… молоть чепуху… могу даже довести до сердечного приступа ваших жалких интеллигентиков… но никогда, слышите, никогда вы не прочтете: Гари пишет… Гари полагает… по мнению Гари… с точки зрения Гари… вот заимствовать у меня, разобрать по косточкам меня разберут, это да… исключительно неприятное ощущение, будто вам при каждом удобном случае чистят карманы… но вот сослаться на меня — ни за что… как можно… да как будет выглядеть лопух, который додумается, обобрав меня, сказать: По словам Гари…?