Одна жизнь – два мира - читать онлайн книгу. Автор: Нина Алексеева cтр.№ 80

Самый влиятельный член этой комиссии по распределению Семен Петрович Александров мило улыбнулся и заявил:

— Хорошо, а я буду руководителем-консультантом вашего дипломного проекта.

Когда я вышла и сообщила, что руководителем-консультантом моего дипломного проекта будет Семен Петрович Александров, никто не хотел поверить.

— Ты шутишь, — з акричали все, — он никогда, никогда не был руков одителем-консультантом проекта ни у одной женщины.

— Ну вот, а теперь будет, — успокоила я их.

Услышав наш разговор, ко мне подошел Мишка Борисов — он уже защитил дипломный проект и собирался куда-то уезжать:

— Ты мне подала хорошую идею, я попрошу отправить меня тоже в Тетюхе, и ты туда приедешь, вот это будет здорово, ну просто замечательно.

И уже из Тетюхе писал мне: «Тебя ничем удивить нельзя, но то, что ты увидишь здесь, прекраснее всех красот Швейцарии, ждем тебя с нетерпением». Откуда и что он знал о красотах Швейцарии, понятия не имею.

Вечером зашел Кирилл:

— Ты что, серьезно решила?

— Абсолютно, без всяких размышлений.

— А как же я? Как же я останусь без тебя, я надеялся, закончим, будем вместе работать, получим квартиру, и у нас будет семья, — это было сказано так, как будто никакого сомнения у него по этому поводу не было. Отношения наши были еще такие трогательно милые, ограничивались только нежными поцелуями.

Жил он в очень тяжелых квартирных условиях, в квартире из двух комнат пять человек и шестой парализованный брат, который с трудом передвигался по квартире. Я жила в общежитии, которое должна была покинуть после окончания института. О какой семье можно было думать?

«Господи, — подумала я, — до чего же могло бы быть просто, вот так сойтись и жить с любимым человеком, если бы была комнатка, не квартира, а просто комнатка». Но ее-то и не было, даже в перспективе. Кроме всего прочего, ему надо было еще и материально помогать матери и больному брату.

Ведь это еще были те годы, когда в такой короткий срок — после окончания 1-й Мировой войны, Гражданской войны, послевоенной разрухи и голода — надо было не только восстановить разрушенную до основания старую промышленность, но и продолжать строительство и освоение таких новых гигантов, как Днепрогэс, Уральский завод тяжелого машиностроения, Уральский медеплавильный комбинат, Кузнецкий и Магнитогорский металлургические комбинаты. В Магнитогорске первая домна в 1932 году только за пару месяцев до нашего приезда на практику дала первый чугун. И в это тяжелое время надеяться получить какое-либо жилье было просто бессмысленно.

Это были еще те тридцатые годы, когда в школах ликбеза обучалось больше 30 миллионов неграмотных или малограмотных, а перед страной уже стоял вопрос о превращении СССР из страны, ввозящей машины из-за границы, в страну, машины производящую.

На очереди стояли: Челябинский и Харьковский тракторные, Московский и Горьковский автомобильные, Саратовский комбайновый и многие другие предприятия, для строительства и освоения которых требовались гигантские усилия и колоссальные средства, а их у государства было, по существу, «кот наплакал».

Чего в это время было больше чем достаточно, так это энтузиазма. Миллионы рабочих были охвачены пафосом нового строительства, голодные, полураздетые, в тяжелых барачных условиях работали, не покладая рук, почти даром, стремясь досрочно выполнить и перевыполнить планы строительства гигантских предприятий, и в это время даже думать о каком-либо новом жилищном строительстве казалось недопустимой роскошью…

До конца занятий мы с Кириллом встречались очень редко. Иногда проходило несколько недель, и вдруг он появлялся: «Пошли в Большой, у меня есть билеты» или «Пойдем ужинать в „Шестигранник“ (ресторан в Парке культуры и отдыха)». Я соглашалась, шла и каждый раз давала себе слово, что в следующий раз никуда с ним не пойду, и в то же время не могла дождаться, когда он оторвется от своей компании и снова появится и скажет: «Сегодня я весь твой, пошли, куда хочешь». Это значило, что сегодня он отказался играть в преферанс, в бильярд или просто пойти куда-либо со своими друзьями и пришел ко мне.

Всю эту компанию, состоящую из двух-трех студентов — Кирилла Алексеева, Николая Селиверстова и Вани Егорова — связывала крепкая дружба с профессорами и преподавателями нашего института Глебом Житковым, Николаем Романовым, и даже профессором Нефтяного института имени Губкина, академиком А. Ю. Губкиным. Их связывала страсть к игре в преферанс и в бильярд, иногда ночи напролет.

Одним из ведущих среди них, почему-то, был Кирилл, и когда он вдруг стал, как они утверждали, уходить ко мне, их ансамбль начал распадаться. А я все сильнее и сильнее стала скучать о нем и с нетерпением ждать, когда он снова появится. И вдруг неожиданно даже для самой себя я твердо решила, что судьба моя решена и рано или поздно мы будем вместе. Почему именно с ним, когда перед нами стояли такие трудности, преодолеть которые, казалось, просто невозможно, не знаю.

До встречи с Кириллом мне казалось, что я тоже в кого-то влюблялась, кого-то любила, даже думала иногда, а не выйти ли мне замуж, наверное, все так выходят. Я совершенно не могла понять, почему некоторые иногда даже плакали, уверяя меня в своей любви. «И стоит, — я думала, — из-за этого плакать?» И только когда я сама влюбилась, поняла, что такое любовь и что она, кроме радости и счастья, приносит много горечи и страданий, которых иногда даже врагу не пожелаешь.

И как-то сразу все те, кто был старше меня на десять-пятнадцать лет, солидные, с положением, кто предлагал мне не только руку и сердце, но и полное материальное благополучие, и за кого я могла бы, не моргнув глазом, выйти замуж, перестали для меня существовать.

Не знаю, как это вышло, но выбор у меня был огромный. За мной ухаживали многие, начиная от Пети Бельского, самого красивого парня в нашем институте, которого все девчонки с самого первого дня, как я поступила в институт, ревновали ко мне, и который еще на первом курсе вечно торчал под окном нашего общежития на Калужской площади. Мы с ним встречались, гуляли, целовались. И Федя целовал меня, но это были нежные братские поцелуи. Заместитель директора нашего института Даниель Ильинский — Даня. Ухаживал за мной и преподаватель истмата и диамата итальянец, мы все его прозвали «люлька революции» — он всегда говорил «люлька», вместо «колыбель», со всеми привилегиями, о которых только можно было мечтать. О нем даже ходили слухи, что он «революционный бунтарь» из какой-то очень знатной, приближенной к итальянскому королю, семьи. Он настойчиво и упорно назначал мне свидания (и это было тогда, когда я моталась, как бездомная, и в один миг могла разрешить свою проблему) то у Никитских ворот, то у памятника Пушкину, то в ресторанах «Националь», «Метрополь» или в Большом театре. Я все время извинялась и ни разу не пришла. Несмотря на это, он даже оценку мне не снизил.

Могла выйти замуж за профессора. Это тоже было модно, даже очень модно. Например, одна из моих приятельниц Людмила, наша студентка, с которой мы были вместе на практике в Красноуральске, вышла замуж за профессора Плаксина, тучного, старше нее лет на 20. Другая, Леля Ж., еще до моего появления в институте сильно влюбленная в Петю Бельского, влюбленного в меня, тоже вышла замуж за очень некрасивого, но очень знаменитого профессора Бочвара. Я тоже могла. А сколько было студентов старших курсов, уже окончивших институт, которые безнадежно ухаживали за мной! За любого из них я могла бы легко выйти замуж, все они были хорошо обеспечены, все они мне нравились. Но когда они начинали объясняться мне в любви, и когда я думала о том, что этот человек должен быть со мной 24 часа в сутки, каждый день, на всю жизнь, я старалась убедить их, что я замуж не собираюсь и что только после окончания института я начну об этом думать. И вдруг этот худющий, как комар, занял все мои мысли, и я никак не могла выбросить его из головы. Откуда он взялся, я же сколько лет даже не замечала его! А всем моим друзьям и знакомым даже в голову не могло прийти, что я могу вдруг выйти замуж за Кирилла.