Одна жизнь – два мира - читать онлайн книгу. Автор: Нина Алексеева cтр.№ 32

Во второй мой приезд было хуже и страшнее. Меня поразило, что в этом чудесном, таком всегда благополучном, веселом месте, где все друг друга знали с дня рождения и до смерти, такое всеобщее уныние. Все замерло в каком-то тревожном ожидании. Я прошла мимо нескольких уже заколоченных домов, это были дома тех, кого уже успели выслать за «сопротивление коллективизации». В их числе стоял заколоченным и дом старшей сестры Зои, у которой мужа уже выслали.

Сестра Зои, оставшись беременной третьим ребенком, решила сделать аборт, с этой целью она обратилась к какой-то местной знахарке, и та взялась за дело при помощи вязального крючка. Вскоре Варя потеряла сознание, ее отвезли в больницу, где она скончалась, не приходя в сознание, от внутреннего кровоизлияния в результате прободения матки.

Для семьи это был очень тяжелый удар. Внучата, две девочки, остались с бабушкой и дедушкой.

Семью Зои тоже причислили к «кулакам», лишили права голоса и вот-вот собирались полностью раскулачить и выслать.

Старший сын, Вася, вернулся из армии с чудесными характеристиками за примерную дисциплину и великолепную политическую благонадежность. Но как только он увидел, что творится в семье, и вообще вокруг, собрался и уехал на Дальний Восток на Сучанские рудники. Оставаться ему было нельзя, его бы сделали лишенцем, как отца и других членов семьи. Зоя переехала к младшему брату, который уже работал на заводе. Все это я узнала сразу после моего второго приезда от бабушки.

Я поднялась с намерением идти к Зоиным родным.

— Ты бы отдохнула, — утирая слезы, упрашивала меня бабушка. Но я была уже за дверью.

Меня поразило запустение в этом дворе. Всегда таком чистом, ухоженом. Весь двор был всегда посыпан желтым песочком, кругом благоухали цветы. Теперь двери пустых сараев были открыты настежь, мать Зои, раньше полная цветущая женщина, сразу постарела, сгорбилась. Вошел отец, вытирая натруженные руки, и сделав усилие над собой, улыбнулся:

— Ну вот, дождались нашу рабоче-крестьянскую власть!

Он подал мне листок по дополнительной хлебозаготовке:

— Я уже все продал, чтобы заплатить первые два налога, а для этого мне уже нечего продавать, — объяснил он.

Неделю тому назад пришли, описали все имущество, а через неделю предложили ему выбраться с семьей.

— Что же это делается? В колхоз меня не принимают, я лишенец — значит смерть под забором на старости? — говорил он мне со слезами в глазах. — Да разве я о себе старался! У меня их шестеро, я думал каждому нужно есть и жить. Ведь все знают, что я, как вол, работал день и ночь, за что же меня бить? Хороший хозяин свой рабочий скот бережет, а здесь людей трудящихся избивать начали. Разве так хозяйство строят?

Крупные слезы сбегали по морщинкам и прозрачными дождевыми каплями повисали на усах. Куда девалось прежнее величие этого красивого, здорового человека!

Уходила я из этого дома в подавленном настроении: так вот она, прелесть коллективизации. Не могла понять, зачем, почему нужно разорять, губить жизнь таких веселых, жизнерадостных, трудолюбивых людей. В душе у меня был полный хаос.

«Да разве те, кто сидит там, наверху, не видят, что происходит вокруг? — думала я. — Как может партия позволить творить эти ужасные безобразия? — И сейчас же старалась оправдать: — Не партия виновата, а всякие проходимцы, пролезшие в партию».

И все надеялась и ждала, что вот-вот кто-то поймет, что все идет не так, и спасет страну от неизбежной катастрофы, а что дело идет к катастрофе, даже мне было ясно.

Но исполнительным комитетам предоставлялось право всевозможными мерами бороться с кулаками вплоть до полной конфискации их имущества и выселения за пределы районов, округов, республик. Из центра явилось несколько человек, и всем «кулакам» был дан приказ немедленно, в течение 12 часов, освободить помещения и собраться у сельского совета. Народ замер, в домах даже говорить стали шепотом, боялись даже на улице показаться.

Я решила зайти к Зоиным родным. У меня еще теплилась надежда, что, может быть, их оставят. Здесь я увидела картину, которую трудно забыть всю жизнь.

Отец ходил из угла в угол, как помешанный. Анна Дмитриевна (которую все называли ласково Анюта) копалась в вещах, как будто что-то искала. На балконе лежали узелки, дети старшей сестры прощались с кошкой и собакой.

Старшая, Наденька, лаская большого красивого пса, назидательно говорила ему, водя пальчиком перед его носом:

— Ты будь умником, за курами не гоняйся, чужих яиц не воруй, а то, когда мы вернемся, я тебя накажу, — и обернувшись к бабушке: — Бабушка, ведь мы скоро вернемся, правда?

Увидев меня, бросилась ко мне:

— Тетя Нина, ты будешь кормить нашего Полкана? А то он с голоду сдохнет или яйца начнет воровать, и его будут бить за это. — Я ей пообещала. И тут же она продолжала жаловаться:

— Бабушка плачет, дедушка тоже… Как могут старые люди плакать, я не люблю смотреть на плачущих дедушек.

Она щебетала, а у меня стоял ком в горле.

«Вот сейчас, — думала я, — не хватит у меня мужества, и я взвою белугой».

Излишне описывать тяжелую сцену прощания этих старых, натруженных людей с домом, садом, где каждый кустик, каждый камешек был знаком и близок, как живой, обласканный и посаженный любовной рукой хозяина. Мать вошла в залу. Все вещи стояли по-прежнему, даже цветы были политы. И здесь она упала как подкошенная. Рыдала она громко, причитая, вспоминала, как вот здесь родила Васеньку, Зоиньку… Подошла дочь…

— Ну, хватит, — произнесла она довольно грубо. — Уже пришли выгонять.

Я чувствовала, что за этой грубостью скрывается боль, и она боится при ласковом слове смалодушничать и расплакаться. Ее глаза были припухшие, и я поняла, что всю ночь она проплакала.

И вот со двора вышла эта печальная процессия. Маленькая девочка прижала к себе крохотного котенка, Полкан бежал за Наденькой.

Поравнявшись с моим домом, они попрощались со мной без слез, но в последний момент мать, целуя меня, произнесла: «Передай привет, поцелуй мою»… — и имя дочери заглушили ее рыдания.

Так опустели и были заколочены еще 22 двора этого красивого поселка.

Зои не было, она была потрясена, когда я ей вечером сообщила об этом, ведь собирали и свозили всех как с пожара. Это был «счастливый» случай, эту семью не выслали по этапу, в первую очередь ее поселили в каком-то пересылочном бараке.

И долго, как тогда на кладбище, у опустевшего дома, нагоняя страх на жителей, выл Полкан, пока его кто-то не прикончил.

Я собиралась уезжать, но мысль, что мне нужно оставить Зою в таком состоянии, не давала мне покоя, я просто переживала за ее одиночество, я знала, что ей будет очень, очень тяжело.

Несколько последних дней я провела вместе с ней.