Одна жизнь – два мира - читать онлайн книгу. Автор: Нина Алексеева cтр.№ 220

В этой же газете сообщалось о новом назначении Н. С. Хрущева (как высшего руководителя Советской власти) — первым секретарем Московского комитета партии. И перед моими глазами как будто проплыла статья в «Правде», в которой Хрущев обещал искоренить всех врагов народа на Украине, даже приводились цифры. Господи, как было горько читать эти хвалебные, почти отечески заботливые статьи о бойцах, отправляемых без оружия на фронт, о связи с народом на фоне миллионов погибших, исчезнувших с лица земли прекраснейших людей, богатство и сокровище нашей страны. Нет клочка земли, не политой их кровью, и вся эта кровь на совести этого человека.

Пришел со второго этажа один из активистов, очень напомнивший мне наших активных комсомольцев.

— Я принадлежу к «Лейбор-парти», — заявил он. — Читаю газеты «Воля» и «Форвардс», хотя их и называют демократической газетой, а это орган меньшевистской печати. Я хотел принести вам вчерашнюю газету за 21 декабря.

Так вот, в этой меньшевистской газете была статья лидера меньшевиков Абрамовича, он умный человек, хотел написать статью против Сталина, но у него ничего не вышло. Я прочел ее всю, она выходит на еврейском языке.

— Почему меньшевистская газета издается на еврейском языке?!

— Вы что, спрашиваете у меня?!

— Да нет. А что же он пишет? — поинтересовалась я.

— Абрамович пишет, что он (Сталин) был сын очень бедного сапожника — что же здесь плохого? Что кто-то платил или должен был платить за его школу, это тоже неплохо. Что он был сильный человек и настойчивый в своих идеях — это же великолепно. Правда, в одном месте он немного хотел очернить его, это что он ограбил банк и что Ленин не разрешал, Ленин был против, но, с другой стороны, пишет он, как будто он тоже воспользовался этими деньгами. Интересно даже, что с точки зрения такого антикоммуниста, как Абрамович, который хотел написать что-то сильное против Сталина, он только крепко размахнулся и… погладил…

— Где вы работаете? — спрашиваю.

— Недалеко от Юнион-Сквер, на фабрике, где делают дамские вещи.

— Когда вы выйдете отсюда, вы снова получите свою работу? Хозяин вас примет?

— Не знаю. Но мое место не принадлежит хозяину, сейчас оно принадлежит «юниону» — профсоюзу. Хозяин только жалованье платит.

— Вы тоже принадлежите «юниону» — профсоюзу дамских портных Дубинского?

— Да, наш лидер меньшевик, он принадлежит к меньшевистской партии.

— Вы ошибаетесь, — сказала я. — На вопрос журналистов для печати, принадлежит ли он к этой партии, то есть к партии меньшевиков, Дубинский ответил отрицательно. Так, по крайней мере, говорил и Вацлав Сольский (польский писатель), который писал о нем статью. Скажите, а ваш «юнион», ваш профсоюз, — это сильный «юнион»? Дубинский хороший организатор?

— Да разве этот «юнион» его заслуга? Этот юнион сделали русские. Это группа людей, приехавшая из России, это они все создали, это они организовывали «страйки» — забастовки, протесты, а что здесь было до этого, вы даже представить себе не можете. Это они заставили нас, рабочих, требовать от хозяина все, что мы сейчас имеем.

Поэтому в 1932 году, во время Великой депрессии, когда пришел к власти Рузвельт, он понял ситуацию и твердо заявил хозяевам: «Если вы не пойдете на уступки рабочим и будете продолжать сопротивляться, здесь тоже произойдет революция, как в России, и вы потеряете все». Да если бы в России не произошла революция, мы бы до сих пор, так же как и раньше, продолжали париться в «свет шопс», как в бане, по 18 часов в сутки за гроши.

Уже март, я с невероятным трудом выдержала шесть месяцев и дошла, как говорят, до точки. Если я не уйду отсюда, я уже не знала, чем это может закончиться.

Как дети? От одной этой мысли я думала, что с ума сойду. И 15 марта, в очередной раз, когда Кирилл приехал навестить меня, я заявила:

— Все, хватит, сегодня я еду с тобой домой, а дальше что будет, то будет.

Кирилл даже обрадовался такой моей неожиданной решительности. Ведь его тоже можно понять — тащиться каждую неделю почти три часа в одну сторону, три часа обратно, с детьми или без детей, оставив их одних на целый день.

Так 15 марта я выписалась из так называемого санатория «Дебора», или просто из больницы для туберкулезных больных. Дав расписку в том, что в Нью-Йорке я немедленно пойду к доктору и буду продолжать лечение. Кирилл ведет машину с трогательной осторожностью, трудно даже поверить.

Ушла я в госпиталь из «адской кухни», с 520-й улицы, 50 вест, а вернулась в Харлем 410 вест, 141-я улица. Новая крохотная квартирка усилиями детей и Кирилла была приведена к моему приезду в порядок.

Дети вместе с папой покрасили комнаты и где-то раздобыли какие-то койки. Но эта квартира, не в пример прежней, была гораздо удобнее. А главное, дети были со мной. Даже когда они засыпали, я заходила к ним в комнату и думала: как я буду без них, а они снова без меня и неужели мне снова надо оставить их и месяцами валяться в отвратительных госпиталях?

Кирилл приходил, обнимал меня за плечи и просил:

— Ты только не волнуйся, ложись, все будет в порядке.

— Сегодня суд, ты знаешь, так все надоело. Но если присудят, я устрою тарарам американскому правосудию. Сегодня я должен отказаться от услуг адвоката. Я только что уплатил ему 350 долларов, он прислал счет еще на 300 долларов.

Господи, адвокаты в Америке — это страшное дело, их надо бояться больше воров. Вор, рискуя жизнью, лезет за своей добычей, и его ждет в случае неудачи наказание. Адвокат на всех несчастьях делает деньги, грабит у несчастных последнюю копейку и остается уважаемым человеком. И даже если он вас по миру пустит, за это его не осудят.

Вот к этому ужасу я тоже никак не могу привыкнуть.

Позвонили, через 10 минут будет доктор. Тогда еще доктора посещали больных на дому, но вскоре это прекратилось. Пришел довольно милый, симпатичный, пошутил, посмеялся:

— Нужно лежать, полный отдых, хорошее питание, — и ушел.

Вечером Кирилл с горькой улыбкой заявил:

— Ну что ж, полечись, поправляйся и поедем в СССР читать лекции «Способы приобретения и методы лечения туберкулеза в США».

Я рассмеялась. Действительно, было бы смешно, если бы не было все так катастрофично. Что ждет нас завтра? Если уж Кира так пошутил… А ведь я знаю, что еще месяц тому назад у него не повернулся бы язык сказать это.

Помню, мы пошли с ним первый раз на какой-то концерт симфонической музыки в Карнеги-холл. Симфонический оркестр был замечательный, акустика потрясающая, а зал в то время был удивительно обшарпанный. Стены зала были не белые, а серые, позолота на орнаментах почернела, бархат из красного стал коричневым, потрепанным, бумажки, окурки валялись под ногами, в то время демократичный американский народ еще свободно курил в театре, в кинозалах, в метро и автобусах (во время концерта народ тоже курил). Люди были очень буднично одеты (шел дождь, зонты, плащи лежали у всех на коленях). И когда мы вышли, я с грустью вспоминала наши блестевшие чистотой театры и нашу празднично одетую, возбужденную публику.