Цвет винограда. Юлия Оболенская, Константин Кандауров - читать онлайн книгу. Автор: Л. Алексеева cтр.№ 50

Нет, друзья здесь были бессильны…

Фрагменты эпистолярных хроник этого времени выборочны и подобны неровно разорванной ткани, которая «не сшивается» в последовательные диалоги. Тем явственнее перепады и изменения настроений и не-строений, вызванных российской «грозой и бурей» и всеми странностями непростого в ней существования.

19 ноября 1917. Севастополь

К. Ф. Богаевский – К. В. Кандаурову

Милый мой, дорогой друг!

Сколько, должно быть, кошмарных часов и дней пришлось пережить тебе в дни господства московской черни! Вчера прочел подробности разгрома Малого театра – какой это ужас! Как все это отразилось на тебе, здоров ли ты? – очень мы беспокоимся. Дорогой, не поленись написать мне, как складывается теперь твоя жизнь и можешь ли ты работать в эти дни, когда Россия идет ко дну. Как поживает и как работает Юлия Леонидовна? Как ни странно, но мне кажется, что вся эта грандиозная катастрофа, что стряслась над нашей родиной, особенно должна побуждать художника к творчеству – стихийные силы должны коснуться и его души – нужно создавать новый мир, когда старый рушится. ‹…› Живем мы по-прежнему в 12-ти верстах от Севаст<ополя> и потому много принимаем участие в вопросе, который раздирает наш черноморский флот на части – подымать ли на кораблях красный флаг, или украинский, или андреевский… Когда же большевикам Москва даст по шеям, а то ведь разграбят ее всю. ‹…› ^[373]

6 декабря 1917. Москва

Ю. Л. Оболенская – М. А. Волошину

Дорогой Максимилиан Александрович.

Отвечаю сразу на два письма (первое очень запоздало). Прежде хочу о стихах. Они великолепны. Я совсем не узнала бы Вас – Вы знаете? Только «Бонапарт» чрезвычайно Ваш. Прекрасна особенно вторая половина его по сжатости и ударности. В «Россиях» необычная для Вас ширина (Ваши стихи ведь изысканно тесные), напр<имер>: «Не тебе ли на речных истоках плотник царь построил дом широко». Еще лучше «Март». Совсем новые слова опять появились у Вас, и ритмы неожиданные, и хорошо, что именно для России. Только у Блока я так чувствую музыку страны. ‹…› Мир Иск<усства> предполагается на Рождестве. Валеты закрылись ^[374]. Конст<антин> Вас<ильевич> пока выставками не занят, день у меня, вечер в театре. Охает по поводу Ваших акварелей в связи с ценами на стекла и неизвестным приговором жюри. Маргарита Вас<ильевна> советует окантовать без стекол – не знаю, хорошо ли это? Она видела акварели у Цетлин, так что мне пришлось ей показать лишь то, что у них не было. Она находит все технически безукоризненным, но протокольным по отношению к природе и лишенным внутренней жизни. Я видела ее недолго, т. к. она торопилась домой. Стихов тогда у меня не было. У Цетлин я на днях была по их приглашению. У них был пир горой, пирог, Петрушка и Парижские тени Ефимовой. Натоплено до жары, много гостей, детей, конфет, фруктов, т<ак> ч<то> никак не подумала бы, что пришлось, чтобы попасть сюда, пробираться через толпы людей, несущих просьбу охранять Учредительное собрание, – была городская манифестация в тот день. ‹…› Была я на развалинах обормотника. Вера кормит Ирину ^[375] и похожа не на женщину, а на монаха с подкидышем, так и сама говорит. Ах да, необычайное происшествие: моя «Снегурочка» приобретена кооперативами наряду с борисячкиной «Русалочкой» ^[376] и «Тартюфом» Магды Макс<имилиановны>. Быть может, она даже первою будет поставлена в народном театре в Пушкине. Это как раз работа под обстрелом. А для выставки ничего у меня нет – работа идет нынче вяло, сил не хватает – желание есть. Собираемся с Марг<аритой> В<асильевной> брать натуру и группой работать. Как досадно, что Вы не приедете. Хотела еще писать о Вашей живописи, но вижу, места нет. Мне очень нравится однажды отобранная у Вас акварель, большая, кан<ьон>, и все представляются какие-то иллюстрации в этом стиле. При Вашей легкости технической Вам ничего бы это не стоило, кроме усилия отказаться от беглости и не повторяться, т. е. вместо полутораста делать в неделю всего пятьдесят рисунков… Ну, кончила. ‹…› ^[377]

2 января 1918. Коктебель

М. А. Волошин – Ю. Л. Оболенской

С Новым годом, дорогая Юлия Леонидовна!

‹…› Посылаю Вам еще пук стихов. У меня постепенно начинает образовываться новая книжка «стихов о революции», в размерах книжки о войне. ‹…› Я думаю назвать ее «Демоны Глухонемые» (по тютчевскому «…одни зарницы огневые, перекликаясь чередой, как демоны глухонемые, ведут беседу меж собой»). И фронтисписом будет стих<отворение> того же имени (прилагаемое). Пока никто этого заглавия не одобряет, но мне оно нравится и, главное, отвечает моей общей идее. Из посылаемых стихов мне кажется самым значительным ДМИТРИЙ-ИМПЕРАТОР (он так писался на своих польских портретах) ^[378].

19 января 1918. Москва

Ю. Л. Оболенская – М. А. Волошину

‹…› Прекрасно название книги – это в один голос вырвалось у всей нашей гильдии (работающих у меня – Маргарита Вас<ильевна>, Ева Адольф<овна>, Магда Макс<имилиановна>, Конст. В<асильевич>, я и некий призрак «Рыбников», нечто вроде Щекотихина, невидимо соприсутствующий). Стихов сегодня я им еще не прочла, ибо они спешили; и слушали их только Магда Макс<имилиановна> и Конст<антин> Вас<ильевич>. Все мы одинаково на этот раз остановились на «Стенькином суде» и «Димитрии». Они, пожалуй, еще сильнее предыдущих, удивительно хорошо. ‹…›

У нас живется очень туго. На днях ночевали Ходасевичи. Они вчера повенчались и я поздравляла с незаконным браком, т. к. ведь он упразднен. ‹…› Снегурочка моя точно – декорации. С ней уже покончено – макет делают. Очень забавно, что, кажется, Вера Эфрон совсем иными путями попадет в это же предприятие (в качестве режиссера). Тогда нам придется вести дело и с нею. (Предполагаются дальнейшие заказы). ‹…› ^[379]

9 (22) февраля 1918. Москва

Ю. Л. Оболенская – М. А. Волошину

‹…› Вчера виделись с Ходасевичами. Они – шкилеты. Он от усталости забывает слова; она собирается выступать в кинематографе по случаю безработицы. В<ладислав> Ф<елицианович> участвует в концертах, пишет статьи и т. п. На днях запретили их концерт за неприглашение Серафимовича. Теперь все-таки он состоится в другом помещении. К<онстантин> В<асильевич> вчера, захватив визитную карточку свою, отправился один отнимать у анархистов захваченный ими особняк Цетлин на Поварской. Это моя редакция, а в действительности его притязания были скромнее: забота о сохранении картин К<онстантина> Ф<едоровича> и др. Он не дозвонился, зато публика, глядя на него, шарахалась в сторону и обходила подальше. ‹…› М<аргарита> В<асильевна> и Е<ва>А<дольфовна> увлекаются Белым, его рисунками, заботятся о нем, слушают его лекции. В воскресенье, если будем живы, собиралась и я пойти на одну из лекций с ночевкой у Фельдштейнов. Но вот сегодня мои мечты были скромнее – постричься у парикмахера. Вышла с К<онстантином> В<асильевичем> – навстречу публика: «Не ходите на Тверскую – стреляют!» Мы сделали несколько шагов назад, но там уже была толпа и свалка, двинулись вперед – опять задерживают. Кое-как пробрались домой под прикрытием застрявшего трамвая. Кажется, ловили жуликов, по дороге убивая всех встречных. ‹…› ^[380]