Договорить я не успела, как Антон сам резко схватил меня за шиворот и хорошенько тряхнул:
— Глупая! Эти деньги мне на хрен не сдались — я собирался отдать их Прохору, все до копейки, как выкуп! А ты отдала их актеришке Митьке! Что мне теперь делать? Что?!
Прокричав это, он вдруг разом обмяк, выпустил меня, бессильно повалился в кресло и, схватившись за голову, стал раскачиваться из стороны в сторону и тоненько выть. Больше никогда в жизни — ни до, ни после — я не видела этого человека в таком отчаянии! Я замерла рядом с ним — пораженная, растерянная — и не знала, совершенно не знала, что мне делать. Лишь спустя много-много времени Антон Кронштадтский смог взять себя в руки, поднял на меня сухие глаза и совершенно ровным голосом стал рассказывать, хотя я ни о чем его не спрашивала:
— С Прохором Федосеевым я познакомился три года назад. Как раз тогда он только-только начинал сколачивать вокруг себя команду, а мне были нужны деньги — так нужны, что хоть в петлю лезь. Но даже этого я себе позволить не мог… — Антон горько усмехнулся и тем же ровным тоном продолжал: — У меня умерла жена, и я остался один с трехлетним ребенком на руках. Помогать мне было решительно некому, с работы меня уволили, денег взять было негде. Так что, в отличие от большинства игроков, я оказался за игорным столом не ради острых ощущений и не из любви к азарту. Мне во что бы то ни стало нужно было заработать денег для себя и для ребенка. Да, я играл краплеными картами и мухлевал, но только потому, что не мог полагаться лишь на удачу. Да и не верю я в нее. И вот однажды мне повезло (как я тогда думал, повезло): я оказался за одним столом с человеком, который не скупился на ставки и не слишком огорчался проигрышу. А я в тот вечер уходил из казино с нешуточным барышом. Спустя несколько дней тот человек пришел ко мне домой — это и был Прохор Федосеев. Он разузнал все о моей ситуации, его впечатлило мое умение играть и мухлевать, и он предложил мне работать на него. Конечно же, я согласился. Сына Никиту благодаря Прохору я определил в частный пансионат под Тарасовом, а сам стал работать под прикрытием господина Федосеева. К счастью, у мальчика осталась девичья фамилия матери, Воронов, так что я мог не опасаться: даже если бы меня поймали и посадили в тюрьму, то никто и никогда не узнал бы, что отец Никиты — уголовник. За семь лет работы на Прохора я скопил порядочный капитал, и мне стало казаться, что теперь я наконец могу забрать сына и уехать за границу, чтобы начать жить заново. И в один прекрасный день я просто пришел к Прохору и сказал, что хочу выйти из игры. Тогда-то и выяснилось, что отпускать меня с миром он не собирается. Прохор потребовал выкуп. Мне понадобилось три месяца, чтобы подготовить дело с Марком Полонским, придумать аферу, договориться с Графченко, найти лицедея Митьку. И твое незапланированное появление действительно удачно вписалось в эту историю. Ты так здорово рассказывала о своем знакомстве с сыном владельца ресторана «Каре», так искренне жалела Митьку — сыграть такое нельзя! И ты ошибаешься: я вовсе не собирался подставлять тебя перед Марком. Я сделал все, чтобы он не смог вычислить ни тебя, ни меня: поддельные документы, легенда… Кто же мог предположить, что Марк ни свет ни заря помчится к нам в номер восстанавливать свои права? И уж точно я не мог спланировать, что в это время там еще будешь мирно почивать ты! Я полагал, что, проснувшись утром и не обнаружив меня в номере, ты тоже предпочтешь убраться из гостиницы. А что касается знакомства с Федосеевым — да, ты совершенно права: я не хотел знакомить тебя с ним. За те несколько дней, что мы провели вместе, я понял, что отчаянно не хочу, чтобы ты узнала, что за человек этот Прохор Федосеев.
Антон глянул на меня такими глазами, что я сразу поняла: он не врет, он действительно все это время хотел уберечь меня.
— Тебе незачем знать этого человека, — продолжал он, — и незачем на него работать. Я практически сразу решил, что нипочем не сведу тебя с ним. А в качестве компенсации за обман тебе оставались деньги, которые ты честно заработала, играя по казино вместе со мной и Марком. Там тоже была немаленькая сумма, тебе бы хватило на год безбедной жизни! Но ты… Ты сломала все мои планы. — Он развел руками и хлопнул себя по коленям. — Представь, каково было мое удивление, когда вместо купюр я обнаружил в чемодане эти нелепые рекламные буклеты! Вообразить, что ты забрала деньги и при этом преспокойно осталась ночевать со мной в одном номере, было невозможно. Так что превращение купюр в пустые фантики было для меня сущей мистикой! Но оказалось, что никакого волшебства нет и в помине, — это просто наивную Женяшу совесть заела. Жалко ей, видите ли, стало мальчишку-лицедея, оттащила она ему мешок денег… Феноменальная глупость!
Антон воздел руки к потолку, словно призывая кого-то невидимого в свидетели моей непомерной глупости.
— Почему ты сразу не рассказал мне правду? — тихо спросила я.
— И что бы это изменило? Ты бы согласилась мне помогать? Стала бы дурить Марка Полонского? Нет. А даже если бы и согласилась, ничего бы у тебя не вышло. Не умеешь ты притворяться, Женька. Полонский — тертый калач, и он вмиг бы тебя раскусил. Думаю, он и меня бы раскусил, не будь рядом со мной очаровательной Женяши, такой искренней и убежденной в своей правоте.
Я стояла рядом с Антоном и молча кусала губы.
— И что ты теперь будешь делать? — спросила я наконец.
— Искать деньги. Что мне еще остается делать?
Я встрепенулась:
— То есть ты хочешь найти Митьку, забрать у него миллионы и передать их Прохору?
— А есть другие варианты?
Антон встал, повернулся спиной к окну и задумался. За его плечами шевелилась и дышала звездная ночь, ветер плавно надувал занавески, распуская по стенам причудливые узоры от ажурной ткани. Я стояла рядом, смотрела на своего напарника, думала и наконец решилась:
— Я хочу тебе помочь.
Рассказывать Саврасову о том, что у меня вновь появился шанс вывести правоохранительные органы на господина Федосеева, я до поры до времени не стала: памятуя о череде неудач, свалившихся на мою голову за последнее время, решила понапрасну не обнадеживать ни себя, ни его. И даже когда рано утром следующего дня Стас заскочил ко мне домой, чтобы передать специально раздобытые для нас с тетей путевочки, я ничего ему не сказала.
— Что-то неважно ты выглядишь, подруга, — заметил приятель, окинув меня с ног до головы критическим взглядом. — Думаю, смена обстановки и в самом деле пойдет тебе на пользу.
— Надеюсь, — вздохнула я.
Мой вид и в самом деле оставлял желать лучшего: шли вторые сутки без нормального сна.
— Отдыхай и ни о чем не думай. Забудь ты этого Федосеева…
— Угу.
— …и Кронштадтского…
— Угу.
— …и Полонского, — закончил Стас.
— Обязательно.
— И еще раз прости, что впутал тебя в эту историю.
— Угу.
Засим Саврасов, полностью уверовав в мой скорый отъезд, удалился по своим служебным делам.