Ситуация показалась мне предельно ясной, и я кивнула.
— Уяснила. Что от меня требуется?
— В данный момент его пресс-секретарь уволился по семейным обстоятельствам, что нам очень на руку.
— Так-таки сам уволился? Или ему сделали предложение, от которого невозможно было отказаться? — поддела я.
— Это, друг мой, совершенно не важно, — невозмутимо отозвался Голубев, но все же дернул углом рта, показывая, что шутку мою оценил. — Итак, ты отправишься в Сунжегорск под видом направленного к Сайдаеву личного пресс-секретаря. Познакомишься с ним, сработаешься. Ну а дальше — не мне тебя учить. Разузнаешь про него все — деловые и личные контакты, связи, симпатии, антипатии. Мечты и планы на будущее. Ну а самое главное — попытаешься выяснить, имел ли он отношение к покушению на главу региона. Задача ясна? — коротко спросил он в конце своей речи, подчеркивая тем самым, что наше общение снова выходит на официальный план.
— Так точно, — отрапортовала я. — Когда прикажете отправляться?
Через неделю я прибыла в Сунжегорск, один из самых красивых и зеленых городов российского Северного Кавказа. Основанный еще в девятнадцатом веке, в советское время он был одним из самых живописных северокавказских городов. Сейчас же он вырос, заблестел новыми высотными зданиями, вымытыми до блеска площадями, тенистыми бульварами и стал похож на любой другой ухоженный, чистый, живущий в бешеном ритме современный мегаполис. На недавно отремонтированной набережной горной реки, по берегам которой раскинулся Сунжегорск, пестрели мозаичные панно, отделанные мрамором фонтаны, памятники и мемориальные плиты.
Улицы здесь пестрели бутиками и торговыми центрами. А люди… Люди поразили меня, повидавшую на свете немало городов, своей красотой. Среди мужчин здесь явно процветал культ спорта. Все они были прекрасно сложенными, подтянутыми, сильными и здоровыми. Женщины же — очень ухоженные, модно и нарядно одетые — так и притягивали взгляд.
Кабинет Тимура Сайдаева, который являлся основной целью моего приезда, находился в здании управления МВД по республике, недавно отстроенном современном комплексе из стекла и бетона. Встреча с министром была назначена на двенадцать часов дня, и все утро я провела в роскошном номере современного отеля, стараясь сконструировать образ, который должен был бы понравиться этому местному стражу порядка. Я знала, что слишком современный и открытый стиль одежды будет здесь неуместен. В то же время откровенно «мужской», сдержанно-деловой облик не подойдет тоже. Нужно было выглядеть так, чтобы сразу дать понять Сайдаеву — я человек серьезный, профессионал своего дела, но и не какая-нибудь убежденная феминистка и мужененавистница. Сыграть на полутонах, не оттолкнуть, не уронив достоинства. Этому меня тоже когда-то учили.
В конце концов я выбрала наряд от известного итальянского дизайнера — стильный, дорогой, но не вычурный, скроенный из тканей темной расцветки, и нанесла на лицо тщательный, но не броский макияж. А довершила образ дорогими часами и сумкой — теперь, судя по тому, что я знала о местном населении, меня здесь должны были встретить уважительно, понять, что я не какая-то никому не известная девочка с улицы, а человек, заслуживающий внимания.
В назначенное время я прибыла в здание республиканского Министерства внутренних дел. Прошла через кордон дежурившего на первом этаже особого полка, состоявшего из вооруженных до зубов ребят, словно выскочивших прямиком из крутого голливудского боевика. А затем оказалась в приемной, где сидела секретарь Сайдаева, женщина лет сорока, в костюме и с убранными под легкий шарф волосами. Она попросила меня подождать, заглянула в кабинет к своему начальнику, а затем пригласила меня пройти. Я вошла в кабинет — настолько роскошный, что он мог бы принадлежать этакому восточному баю. Со столом из орехового дерева, на котором высилась украшенная драгоценными камнями статуэтка — конь, взвившийся на дыбы, — без сомнения, подарок какого-нибудь зарубежного восточного владыки. С мягким ковром и тяжелыми занавесями на окнах. С портретом президента, из-под которого поднялся мне навстречу хозяин всего этого великолепия.
Я взглянула на него и остолбенела. Узнала его сию же минуту — несмотря на то, что видела когда-то лишь несколько раз, несмотря на прошедшие годы и бесконечную череду лиц, которые мне за это время приходилось запомнить. В мире не могло быть второй такой горделивой осанки, внушительного разворота плеч, движений, исполненных природной грации, силы и чувства собственного достоинства. Темные глаза, глянувшие на меня с сурового, неулыбчивого, довольно-таки надменного лица, довершили образ. Разумеется, это был он — тот самый парень, словно черкес, сошедший со старинной чеканки, парень, отважно бросившийся наперерез взбесившемуся коню, жених, потерявший свою возлюбленную прямо в день свадьбы, человек, ради которого я единственный раз в своей жизни нарушила приказ. Тимур…
Конечно, он сильно изменился за эти годы. Если тогда он был юным мальчиком, тонким и гибким, как молодой побег, теперь с первого взгляда видно было, что это властный, волевой и жесткий мужчина, много чего повидавший на своем веку. Он не утратил природной стати и легкости в движениях, но весь стал как будто мощнее, этакий мраморный античный бог войны, стремительный и беспощадный. На лице его время тоже оставило свой отпечаток, сделав подбородок еще более волевым, взгляд из-под насупленных широких бровей — хищным, а губы сурово сжатыми. И в темных короткостриженых волосах появилась проседь. И все-таки я узнала его в первую же секунду, и сердце у меня в груди неприятно захолонуло.
Однако отступать было некуда, и я, решив, что сориентируюсь по ходу событий, решительно шагнула вперед и произнесла:
— Здравствуйте, Тимур Ахметович!
И тут же замерла в напряженном ожидании, соображая, что делать, если он сейчас меня узнает. Если он сейчас надменно бросит мне:
— Так, и каково ваше звание на самом деле, госпожа пресс-секретарь?
Но этого не произошло. Тимур сдержанно улыбнулся мне, махнул рукой в сторону стоящего с противоположного конца его стола мягкого стула и с мягким акцентом произнес:
— Ирина Викторовна, рад познакомиться. Садись, пожалуйста! — он сразу же заговорил со мной на «ты», что было у местных в обычае, так как в их родном языке слова «вы» просто не было.
Ну конечно, поняла я, он не мог меня узнать. За все время мы и двух слов друг другу не сказали. К тому же Тимур запомнил меня в платке, закрывающем пол-лица. А в те несколько минут, что я была без него, он был без сознания. Нет, он приходил в себя, но вряд ли мог в тот момент что-то разглядеть — я хорошо помнила, что глаза его покраснели от попавшего в них песка. К тому же — шок, контузия. Потом его погрузили в машину, и больше мы с ним не виделись. Я невольно задумалась, как ему объяснили его чудесное спасение. Кто, по его представлениям, вытащил его из готового в любую минуту обрушиться дома, кто отдал приказ не стрелять в него?
Ясно было, что всего этого я, скорее всего, никогда не узнаю. И все же, несмотря на то что Тимур, казалось, не опознал меня с первого взгляда, очевидно было, что моя миссия может быть провалена в любую секунду. В любой момент этот пазл мог сложиться у него в голове. В любой момент он мог вычислить меня по какому-нибудь характерному жесту или слову. И тогда, естественно, сразу же понять, что я не могу быть обыкновенным не самым известным политическим обозревателем. Тогда он догадается, что меня направили к нему соответствующие органы со вполне определенным заданием. Мне сейчас нужно было как можно скорее закончить эту встречу, доложить наверх об открывшихся обстоятельствах и под любым благовидным предлогом бежать отсюда. Разыграть внезапную болезнь, несчастный случай, беременность — что угодно. Но оставаться рядом с ним означало ставить под угрозу задание.