— Кайл, если всепланетный костер — это глобальная ядерная война, — мрачно заметил Джеб, — то как в ней выживут те, кто станет началом нового человечества?
— Дорогой мой Джеб, я и так рассказал вам больше, чем полагалось бы до вашего решения, причем до ритуала, его закрепляющего. Давайте проще: вы согласны с тем, что человечество прогнило до основания?
Николсон молча кивнул.
— Вы согласны с тем, что это нужно изменить коренным образом?
Джеб снова кивнул.
— Что, делая это, мы спасем не только лучших представителей человечества, но и саму планету?
Николсон кивнул, однако добавил:
— Да, но как, какими методами и каким способом?
Шуман поднялся с кресла и в упор посмотрел на Джеба.
— Став одним из нас, вы узнаете все. Итак, ваш ответ?
— Я согласен, — серьезно произнес Николсон.
— Сегодня вечером вам принесут одеяние приносящего присягу. Утром вы совершите очищение тела, наденете принесенную одежду и будете ждать, когда за вами придут. Я буду рад видеть вас в наших рядах, Джеб.
Он неожиданно обнял Николсона и тут же направился к двери.
II
— Эли и все остальные, — продолжал голос Анри, — все, кто слышал это, понимаете ли вы, каковы ставки в игре? Если еще нет, то советую дослушать все до конца.
В девять вечера замок двери снова щелкнул. В комнату вошел юноша в одежде средневекового пажа. В его руках был целлофановый пакет с аккуратно сложенной белой рубахой внутри. Он поклонился Николсону, положил пакет на стол и бесшумно удалился, не забыв закрыть дверь на электронный замок.
Всю ночь до утра Джеб проворочался на кровати. Когда на часах уже было полшестого, он сдался, сбросил одеяло и побрел в ванную комнату. Там полчаса он стоял под обжигающе горячим душем, натирая тело губкой и смывая пену: снова, снова и снова. И потом переключил душ на холодную, почти ледяную воду. Шатаясь, он встал на коврик подле умывальника и, почистив зубы, принялся бриться. Побрился он очень тщательно, дважды. Потом вернулся в комнату и вскрыл пакет.
Льняная рубаха была снежно-белой и доходила ему до самых щиколоток. Ворот был с вырезом почти до середины груди. Джеб посмотрелся в зеркало и поправил серебряный крестик. Мама. Перед смертью она сняла его с себя и надела на шею сына. Господи, помилуй. Джеб перекрестился, вспомнив покойную мать.
В полвосьмого утра замок снова щелкнул, и на пороге появился тот самый вчерашний паж. Жестом он попросил Джеба встать, поставил у его ног простые кожаные сандалии и, отойдя на пару шагов, осмотрел Николсона с головы до ног. После чего внезапно нахмурился и указал на свою грудь.
— Это — нет. Это нельзя. Снимите.
Джеб не сразу понял, о чем идет речь. Наугад он ткнул пальцем в крестик на своей груди. Паж кивнул:
— Да, это. Это нельзя.
Джеб заколебался, прежде чем снять крестик. Однако снял и аккуратно уложил в верхний ящик антикварной тумбочки, стоявшей у кровати. Паж удовлетворенно кивнул.
В проеме двери, которая оставалась незапертой, появились две фигуры, словно сошедшие с экрана, на котором показывали фильм с сюжетом из Средних веков: панталоны, чулки, панцири на груди, шпаги на поясе, конкистадорские шлемы и алебарды. Войдя в комнату, они встали по обе стороны двери, а паж жестом пригласил Джеба к выходу. В коридоре юноша направился в сторону лифта. Николсон последовал за ним. Стражники с алебардами шли по обе стороны Джеба.
III
Лифт с четырьмя пассажирами поехал вниз. Все глубже и глубже. Хорошо они зарылись, подумал Джеб. На минус двадцатом этаже лифт остановился. Все четверо вышли, и паж повел процессию по коридору, тускло освещенному факелами. Пройдя ярдов сорок, они оказались у огромных двустворчатых дубовых дверей, украшенных фантастической резьбой. Паж постучал в левую створку: раз, три раза, два и снова три. Двери со скрипом открылись. За ними стоял стражник, одетый и вооруженный так же, как и те, что сопровождали Николсона. Он жестом пригласил Джеба пройти внутрь.
Огромный зал, посреди которого стоял огромный стол. Вокруг стола сидели люди в кольчугах, поверх которых были надеты белые плащи со странного вида красными крестами: торцы их лучей завершались поперечными короткими перекладинами. Зал был освещен слабо: никакого электричества, горели лишь закрепленные на стенах факелы, такие же, как в коридоре.
Во главе стола сидели трое мужчин на высоких старинных стульях, стоявших вплотную друг к другу. Один из них встал и, поклонившись сперва двоим оставшимся, а затем остальным рыцарям — а это были рыцари вне всяких сомнений, — произнес:
— Братья, позвольте мне, как хранителю, выполнить свой долг и представить вам желающего стать братом.
Джеб с удивлением узнал в хранителе Кайла Шумана. Весьма пожилой человек, сидевший в самом центре, произнес:
— Знает ли ищущий, что призваны искать мы?
— Знает, о Великий магистр, — с поклоном отвечал Кайл.
— Знает ли он, чем наказывается измена присяге, которую он готов принести?
И, поскольку хранитель Шуман запнулся прежде, чем ответить на этот вопрос, Магистр (Джеб готов был поклясться, что где-то уже видел это лицо) приказал пажу:
— Осветите Galerie des sycophantes
[36].
Юноша, сняв со стены факел, осветил участок зала за спиной главенствующей троицы. Там, с ужасом осознал Николсон, в стеклянных кубах были головы: большинство из них уже высохли. И под каждым стеклянным кубом была подпись: Faux Frure
[37].
— Я хочу спросить ищущего: понимает ли он, что это не набор муляжей, а действительно головы тех, кто изменил нашему делу? — продолжал Магистр.
— Ищущий понимает, — сквозь зубы произнес Джеб.
— Знает ли он, в какой орден желает вступить?
— Тамплиеров, — не задумываясь, ответил Николсон.
— Так называют нас те, кто почти ничего не знает об ордене. Так вот запомните: мы — это орден рыцарей Христа. Я вижу на вашем лице удивление?
Джеб действительно был удивлен. Он вспомнил предупреждение Кайла о том, чтобы никогда не осенять себя крестом, вспомнил требование пажа снять крестик…
— Вам известно, что означает слово «Христос»? — спросил Магистр.
— Да, ваша светлость (Джеб сам удивился, с чего вдруг ему показался подобающим именно этот титул). Это означает «мессия». Помазанник и Спаситель.
— Именно. Чьего явления в этот мир мы ждем на протяжении веков. — Тут Магистр возвысил голос: — Есть ли в этом зале кто-то, кто готов поручиться за ищущего?
— Да, ваша светлость, — немедленно откликнулся Кайл Шуман. — Это я.