Голос одиночества - читать онлайн книгу. Автор: Ян-Филипп Зендкер cтр.№ 29

Таким образом он надеялся расположить доктора к разговору. Ничто не интересовало Пола меньше, чем объем двигателя и лошадиные силы.

– Без понятия. Это машина моей жены.

– А она тоже врач?

– Нет. Агент по недвижимости. Врачи не могут позволить себе «ауди», в основном ездят на «пассатах».

– В какой больнице вы работаете?

– «Жуйцзинь».

– Вы друг сына господина У?

– Да, он купил у моей жены уже две квартиры. Мы часто видимся.

– Я думал, он занимается страхованием.

– И это тоже. Он хорошо заработал на бирже, деньги инвестировал в недвижимость.

– А он вам не рассказывал, что в деревне заболели еще две пожилые женщины и симптомы точь‑в‑точь как у жены господина У?

– Нет.

Судя по голосу, к больным из деревни доктор Чжоу уже утратил всякий интерес.

– Странно, вы не находите?

– Я их не видел. Честно говоря, эпидемии в таких случаях маловероятны.

– А в чем причина подобных заболеваний мозга?

Доктор пожал плечами:

– Трудно сказать. Возможна генетическая предрасположенность, о которой Да Лун просто не знает. Если бы мы были в Англии, а госпожа У работала бы на скотобойне или ела много мяса, я первым делом заподозрил бы коровье бешенство. Но губчатого энцефалита в Китае нет.

– А кошки не могу быть переносчиками этой заразы? – (Доктор покачал головой.) – А рыбы?

На этот раз Чжоу громко рассмеялся:

– Как могут рыбы быть переносчиками коровьего бешенства? Почему оно так называется, как вы думаете?

– А это точно коровье бешенство? Что, если она чем‑нибудь отравилась?

– Вы друг семьи или детектив?

Это вопрос Пол пропустил мимо ушей.

– Так да или нет?

– Я не токсиколог. Разумеется, имеются яды похожего действия. Но с какой стати этому пожилому господину травить свою жену?

Пол бросил взгляд на приборную панель. Если только они не застрянут в пробке, в назначенный час он будет в лаборатории у Дэвида Чжана. И тогда самое большее через двое суток получит ответы на все интересующие его вопросы.

Заседание партии соратников смерти подходило к концу. Да Лун едва мог усидеть на месте. На сцене группа молодых девушек в зеленой форме исполняла танец лояльности в честь Великого Председателя. Потом вышел мужчина, взял микрофон и заговорил громким, хорошо поставленным голосом. Такие голоса требуют, призывают, грозят. Их обладатели не знают ни сомнения, ни жалости. Их звуки подобны звонким ударам плети. Когда мужчина замолкал, в зале повисала напряженная тишина, грозящая в любую секунду разразиться всеобщим взрывом возбуждения.

Да Луна окружали сотни юношей и девушек. Все они сидели – кто на корточках, кто прямо на полу – и жадно внимали каждому слову оратора. Как только отзвучала последняя фраза, зал разразился овациями. В воздух полетели красные книжечки, и возмущенные слушатели устремились на улицы.

Они кричали, выбрасывая вверх кулаки. Тут же образовались группы, по пять‑шесть крепких парней каждая, выявились предводители. Теперь они прочешут этот город вдоль и поперек. Никто не уйдет от расплаты!

Они вышли на войну против всего мира. Им ненавистен старый образ мыслей. Старая культура. Обычаи. Привычки.

Они знают свое дело. Врагов революции и Великого Кормчего они настигнут везде. В школах. На фабриках. В университетах. В квартирах соседей. В собственной семье. В самих себе.

Мужчина на трибуне цитировал председателя Мао.

– Революция, – говорил он, – это не ужин в дружеском кругу, не статейка в газете или картинка на листке рисовой бумаги. Революция – удар кулака. Это сила, сталкивающая классы.

В революции нет места сомневающимся. Всех она делит на две группы: победителей и побежденных. И Да Лун хочет принадлежать к числу первых. Поскольку видел, что бывает с последними.

Вместе со своей группой он вышел на главную улицу, миновал штаб‑квартиру городского комитета и через несколько минут стоял у дверей того самого дома. Он ничем не отличался от других: штукатурка на фасаде облупилась, под окнами сохло белье на веревках. На общей кухне пожилая женщина шинковала лук. При виде гвардейцев она замерла от страха.

Да Лун задержался внизу, в то время как остальная группа устремилась вверх по лестнице. Он слышал, как скрипят деревянные ступени под их тяжелыми сапогами. Потом на втором этаже в дверь забарабанили кулаки. Но гвардейцы поднимались выше. Да Лун прекрасно знал, что произойдет там, наверху. Он не раз участвовал в подобных акциях. Это называлось «преследовать врага в его логове». Они опрокинут полки с книгами, разобьют радиоприемник. Обыщут каждый уголок под кроватями и в шкафах, если потребуется, но то, что им нужно, – домашний алтарь или рукописные комментарии к трудам Конфуция – они найдут. Они допросят жену и детей, но ни на секунду не поверят их бессовестной лжи. Потом будут бить и жену и мужа, пока те не признаются во всех совершенных преступлениях. Пока не скажут все то, что от них требуется.

Они протащат его за собой по лестнице, за волосы, если потребуется. Классовый враг должен предстать перед народным трибуналом.

На первом этаже было прохладно. В полумраке Да Лун различал прислоненные к стене велосипеды, тачку с остатками угля под лестницей, дверь во двор в самом конце коридора. Она стояла приоткрытой. Да Лун прошмыгнул к ней крадучись и остановился в проеме. Там, наверху, все еще кричали. Голоса наполняли дом, двор, разрывали голову. При этом они странным образом успокаивали Да Луна, напоминая ему, что он не один.

Потом все стихло. С каждой секундой мир все глубже проваливался в страшную гробовую тишину. В лицо Да Луну пахнул легкий ветерок, а потом послышался глухой удар. Во дворе, прямо у его ног, лежало неестественно скрюченное человеческое тело. Изо рта на камни текла струйка густой крови. Это был мужчина, его отец – один из двенадцати погибших в тот день врагов революции. Двоих забили насмерть. Четверо выпрыгнули из окна или сорвались с крыши. Один повесился. Один утопился. Еще один попал под колеса автобуса при попытке бегства. Еще один сгорел вместе с библиотекой, из которой хотел вынести стопку книг. Еще один сломал позвоночник, когда после десятичасового стояния с дощечкой на шее «Я – неисправимый контрреволюционер» потерял равновесие и рухнул с помоста.

Но воспоминания того дня беспокоили Да Луна недолго. Есть вещи поважнее семьи. Например, партия. Или кровавые стычки между конкурирующими группировками красных гвардейцев. Время требует жертвы от каждого. Думать в такой ситуации об отце – пережиток буржуазного прошлого. Революция – не статейка в газете и не картинка на рисовой бумаге.

«Суровые времена создают суровых людей», – говорил премьер‑министр Чжоу Эньлай. А может, как раз наоборот? Суровые люди создают суровые времена?