— Сегодня разведчики сообщили о небольшом отряде жестокосердных, который покинул обитель. Без тариль им не удается быть незаметными. Их пятеро, все воительницы укрылись в лесу. Но рядом с цитаделью попыток приблизиться к нашему лагерю не делают. Словно…
— Тоже ждут чего-то, — закончил я за брата. Вот и следующий шаг судьбы — именно сегодня Лидия решилась на прогулку.
— Не стоит вам отправляться в лес одним.
— Отправь следопытов, — секунду подумав, решил я. — Но без моего знака пусть не показываются. Мой меч при мне. Что бы ни ожидало нас за поворотом, мы не сможем избежать встречи. А значит, надо закончить с этим скорее.
— Будь осторожен!
Я кивнул:
— Если почувствую прямую угрозу, мы немедленно вернемся. Какие еще новости, как обстоят дела на мирных землях?
— Все спокойно, — вздохнул брат. Я знал, что взвалил на его плечи огромную ношу — ответственность за жизнь в созданной мною империи. — И там, за нашими спинами, все тоже замерли в ожидании. Все ждут! Это ощущение как будто витает в воздухе. Но у меня все под контролем.
— Я полностью доверяю тебе в умении управлять этими землями. Как и ты доверяешь мне вести военные действия. Продолжим же каждый заниматься своим делом. Я вижу, Лидия подобрала себе зверя!
Дох оглянулся на мою супругу и улыбнулся. Тариль выбрала самого ленивого, меланхоличного и неповоротливого зверя.
— Когда ты расскажешь ей?
Я понял, что брат спрашивает о ребенке.
— Сегодня.
Смысла таить это от Лидии я не видел.
Он кивнул, оставшись стоять на месте, когда я свистом призвал своего ящера, направившись помочь Лидии устроиться в седле.
Слова брата засели в голове, поэтому я радовался молчанию тариль. Это позволяло полностью сосредоточиться на окружающем нас лесе. Моя сила оплела его полностью. Малейшее дуновение зла коснулось бы первым меня.
И это случилось! Немедленно развернув своего зверя к задержавшейся за деревом Лидии, я бросил взгляд на лицо жены. Что-то определенно случилось. Иначе откуда это странное выражение лица, эта боль в глубине ее глаз?
Что-то я упустил. Не слишком ли я самоуверен? Возможно, Хал прав? Тревога заставила передумать, надо вернуться назад. И желание Лидии отдохнуть в тишине шатра встретил с одобрением.
Мне требовалось время, чтобы вернуться в лес и понять, что же я почувствовал там. Жена будет под защитой. А позже, когда я вернусь, мы поговорим.
— Те самые воительницы? — предположил брат, когда мы, спустя некоторое время, слушали донесения лазутчиков. — Они же приблизились!
— Совсем немного, — качнул я головой. — И снова затаились. Нет, не их маневр я ощутил. Это было что-то другое. Словно холодом смертельным обдало, и время остановилось.
— Время? — Хал нахмурился. — Вот это скверно. А если Лидию выдернули в прошлое? Если она… вспомнила?
Мы переглянулись. Заклятие забвения по-прежнему довлело над тариль. Но оно бессильно, если память ей вернет кто-то более сильный. Талл!
— Брат! — Хал был непривычно угрюм. — Будь с ней осторожен.
Я кивнул. Если это обман — я желаю быть обманутым, если предательство — преданным. Впервые в жизни победа перестала быть самой желанной целью. Наоборот, я желал мира. И покоя.
— Я верю Лидии! Наблюдайте за отрядом жестокосердных. Если они двинутся вперед, сразу сообщите.
С этими словами отправился в свой шатер. Кто ждет меня там? Любящая подруга или коварный убийца? Я не знал.
Лидия сидела на кровати спиной ко мне, скрестив ноги, безвольно опущенные руки лежали на меховом покрывале. Я не скрывал шагов, но жена не обернулась, вообще никак не отреагировала на мое появление.
Словно была настолько погружена в свои думы, что не услышала шороха, но это для тариль исключено. Ее тело было совершенной машиной для убийства, рефлексы не позволили бы подобраться незаметно, я знал об этом лучше всех.
Но с той ночи в цитадели я стал воспринимать тариль иначе. Она, будучи воплощением идеала жестокосердных, стала для меня совершенно новым откровением. Любовью…
Я впервые узнал, как может сжиматься сердце от тревоги за кого-то родного. И я не готов был потерять это ощущение близкого и важного для себя существа рядом.
Но и ответственность за наш мир не исчезла. Как быть?
Когда я смотрел на тариль, видел сотни сражений. И каждое наполнено пытками, войной, болью, смертью. Я видел нас по щиколотку в крови, слышал нескончаемые крики в ушах, мольбы о помощи обреченных на смерть. Тариль, как и божественная сущность внутри ее, была монстром.
Но Лидия? Она явно далека от всего этого. И так должно оставаться всегда.
Неподвижность женщины мгновенно насторожила, инстинкты воина кричали: что-то случилось. Она была не похожа сама на себя, явно подавлена. Отчего так поникли ее плечи?
Стянув сапоги, подобрался к жене, оказавшись за ее спиной. Неспешно, но уверенно руки опустились на ее плечи, чуть сжимая их в безмолвном вопросе. Она, естественно, почувствовала его, как и мое дыхание, касающееся ее затылка. Но так и не шелохнулась.
— В чем причина твоей печали?
Шепнул совсем тихо, не желая спугнуть. Как странно, за несколько стремительных дней мы словно прожили вдвоем целую жизнь. Я чувствовал Лидию так, как если бы знал не одно столетие.
— Печали? — Она наконец-то откликнулась. Голос звучал едва слышно, безжизненно. — Нет, о печали речь не идет.
— Тогда в чем причина твоей грусти?
Отстегнув меч, отложил его на край ложа и бережно провел рукой по потрясающим волосам тариль. Но совсем не их красотой я был заворожен, скорее стремился теплом собственного прикосновения отогреть отчего-то замершую в напряжении душу.
Лидия наконец-то отреагировала на мое присутствие, медленно обернувшись. Я нашел ее взгляд, ища там ответ. Определенно фокус в ее взоре отсутствовал. Она выглядела подавленной и такой… ранимой.
— Думала о том, что ты рассказал мне о жестокосердных, — пробормотала она, на миг поперхнувшись словами. — Раньше не получалось сесть и все спокойно обдумать, а вот сейчас…
— Не стоило оставлять тебя одну! — Я испытал облегчение. Причина грусти так проста. Это ведь свойственно женщинам, переживать о прошлом. Но мысль не вызвала раздражения. В сравнении с бесчувственной жестокостью тариль, именно эта живая способность сопереживать привлекала меня. Желание спасти Лидию лишь усилилось. — Я справлюсь с этой чумой!
— Да? — Взгляд ее прояснился, обретая четкость и остроту. — Ты должен!
— Как я после этого могу не победить? — улыбнулся с нарочитой бравадой, очень уж хотелось прогнать туман печали из ее глаз. Вдруг почувствовал, что говорю искренне, действительно хочу найти выход и для нее, и для мира.