Реклама. Игра на эмоциях - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Иванов cтр.№ 17

Завидует управляющему автозаправочной станцией, который никогда не появляется на работе раньше 10 часов утра. Он приезжает на новеньком кабриолете BMW.

Рис. 77. Почему арабский принц завидует работнику АЗС?

Завидует владельцу сети автозаправок, который подарил свой кабриолет жене и прилетает в офис на вертолете.

Завидует директору нефтеперерабатывающего завода. Тот редко пользуется своим вертолетом, поскольку руководит предприятием с верхней палубы личной яхты.

Завидует арабскому шейху, который не работал ни одного дня в своей жизни. Уже 7 лет он не пользуется своей яхтой. Поскольку предпочитает проводить день на белоснежных пляжах собственного острова в окружении 44 жен.

Восточный правитель неистово завидует парню с бензоколонки.

Как вы думаете, что же таким образом рекламируется?

Интимная принадлежность для мужского достоинства большого размера.

Между прочим, на удивление похожие превращения случаются и с высокими материями.

«У поэта Саши Аронова (ему довольно много лет, но я-то его знаю еще Сашей) был в незапамятные годы нашей юности один рассказ – о зависти как раз, а если точным быть – о кругообороте зависти в природе. Ничего точнее я не слышал никогда и потому перескажу его, как помню, близко к тексту.

Если бы я был прозаик, начинался тот рассказ, я написал бы, как мальчик любит девочку. Но девочка не любит мальчика, она влюблена по уши в студента-первокурсника Литературного института. Он весь из себя умный и начитанный, он пишет прозу, и в одном журнале обещали его скоро напечатать. Только не сказали, когда именно, но девочку и это восхищает.

А влюбленный мальчик, жгучую испытывая неприязнь и зависть к этому сопернику-удачнику, пришел в Литературный институт, чтоб лично посмотреть, каков он из себя и чем прельстил ту девочку.

И вот стоит тот мальчик во дворе, конца занятий ожидая, и от нечего делать разговаривает с симпатичным дворником, ему доверчиво открывшись неожиданно для самого себя.

А студент ничего не знает о терзаниях мальчика, у него свои душевные занозы. Он сидит на лекции, не слыша ничего, и думает о том, что хорошо бы так писать, как это делает Эрих Ремарк. Так же мужественно, твердо и с такой же красотой характеров.

А между тем Эрих Ремарк и знать не знает о терзаниях студента. Эрих Ремарк ходит по своей вилле в Швейцарии и тоскливо думает, что он, конечно, много написал и кое-что сумел сказать о женщинах, мужчинах и войне. Но как хотел бы он писать с такой же лаконичностью, как это делает Эрнест Хемингуэй! И чтоб за этой краткостью такая же таилась глубина, которую все время ощущаешь до озноба.

А между тем Эрнест Хемингуэй и знать не знает, что в Европе где-то есть прозаик, полный мучительной и острой зависти к тому, что делает Хемингуэй. Своя сейчас душевная изжога прихватила Эрнеста Хемингуэя: только что он прочитал некоего российского писателя Андрея Платонова.

Сквозь все несовершенства перевода проглядывало нечто удивительное: два-три слова, связанные неожиданно и точно, раскрывали столь укромные узлы устройства мира и людей, что оставалось лишь руками развести, как это смог нащупать человек.

А между тем Андрей Платонов знать не знал о восхищенной растерянности Хемингуэя. Он вышел из своей пристройки во дворе Литературного института, где он жил, работая там дворником (замечу в скобках, что легенда эта до сих пор бытует в общей памяти), и встретил мальчика, влюбленного настолько, что приятно было, хоть и больно вместе с тем, сейчас расспрашивать о мучащей его печали.

Больно потому, что, глядя на мальчика, Андрей Платонов думал грустно и завистливо, как обаятелен у молодости тот избыток вещества жизни (его любимое выражение), которое с годами испаряется бесследно и необратимо.

Не дождавшись появления студента, мальчик попрощался с незнакомцем и ушел, с собою унося свою счастливую и тягостную горечь. А Платонов с горечью и завистью смотрел ему вослед» ^[15].

Профессиональная зависть и ревность среди людей творческих, даже с мировыми именами, – не новость. Павла Черенкова, автора крупного открытия в физике, до неприличия долго не выбирали в Академию наук. Напомню, что эффект Вавилова – Черенкова открыт в 1934 году. Нобелевской премии за эту работу ученый удостоен в 1958 году. А членом-корреспондентом АН СССР Черенков избран только спустя шесть лет. Академиком стал еще через шесть лет – в 1970 году.

Случайно встретив Павла Алексеевича на улице, другой наш выдающийся физик Завойский сказал дочери: «Запомни, это живой укор Академии».

Рассказывают, что академики до последнего не признавали Черенкова и проголосовали за него лишь после того, как кто-то в президиуме заметил, что академиков у нас много, а нобелевских лауреатов мало.

Примечательно, что сегодня ситуация повторяется. В 2010 году российский ученый Станислав Смирнов стал лауреатом премии Филдса. В мире эта награда считается аналогом Нобеля для математиков. Более высокой оценки научного вклада человека не существует. Так вот. На момент издания книги (сентябрь 2015 года) в Российскую академию наук Смирнов так и не избран.

Еще пара примеров. На этот раз из мира искусства. Как-то раз журналист задал вопрос одному известному живописцу:

– Скажите, мэтр, что вы думаете о Марке Шагале?

– Шагал, – отвечает тот, – большой художник, замечательный колорист, огромный мастер.

– Интересно, – говорит журналист, лукаво поглядывая на собеседника, – пару недель назад я спросил Шагала, что он думает о вас. И представьте себе, он сказал, что вы – полное ничтожество. Ноль без палочки. Шарлатан от искусства. Абсолютная бездарность.

– Это нормально, – улыбнулся собеседник. – Видите ли, мы, художники, никогда не говорим правду друг о друге…

И последняя история, которая лично на меня произвела сильное впечатление и помогла заглянуть в такие глубины человеческой психики, которые редко приоткрываются в нашей будничной, повседневной жизни.

Будучи еще студентом ленинградской консерватории, Виктор Плешак написал песню «Экипаж – одна семья» и отправил ее на конкурс. Ему ответили вежливым отказом. Но через какое-то время песня появилась на радио. Объявили, что композитор неизвестен.

«Но если автор нас слышит, то пусть назовет свой девиз, первоначальное название песни и ноту, которая была исправлена в клавире». Плешак без труда свое авторство доказал. Но чуть позже выяснилась одна выразительная подробность. Жюри получило более 60 писем с претензией на авторство.