— Конечно, напрасно! Дело выеденного яйца не стоит. Все на поверхности. И мотив, и орудие.
— И преступник, — внимательно вглядываясь в своего собеседника, проговорил Гуров.
— Да, и преступник. Отпечатки на ноже — какие еще доказательства нужны? Яснее ясного. Нет же, ей все неймется.
— А вы… простите, как ваше имя‑отчество?
— Сырников. Сырников Сергей Степанович. Можно просто Сергей. И на «ты». У нас тут по‑простому.
— Хорошо, Сергей. Если я правильно понял, ты ведешь это дело, так?
— Да, я.
— А ты разговаривал с ней, с этой «малахольной»? Узнавал, почему она так уверена в невиновности своего жениха? Может, у нее есть какие‑то факты, доводы. Может, это действительно меняет дело?
— Да какие там у нее факты! А то я баб этих не знаю. «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда» — вот и все доводы. Вы не подумайте, я не просто так. Не с ветру вам говорю. Мы тут тоже не лыком шиты, работу свою знаем. И факты все я перепроверял, и с Ларисой этой встречался. Все как положено. Только нет там ничего. Не от чего делу меняться. Все как с первого раза выяснилось, так до сегодняшнего дня и осталось. Так что хотя и рады мы встретить у себя московских, как говорится, коллег, но что до всего прочего — могу только повторить: напрасно вы время теряете. Зря приехали. Нечего там доследовать. Все, что было, уже исследовали.
— Но раз уж я все‑таки приехал, может, ты устроишь мне встречу с обвиняемым? Хотелось бы поговорить с ним.
— Не вопрос. Вам всегда зеленый свет. Чем сможем, обязательно посодействуем. Сейчас позвоню в изолятор, скажу, чтобы доставили его в комнату для допросов. А то в госпитале вам, наверное, неудобно будет беседовать.
— Китаев в госпитале? — изумленно спросил Гуров. — А что случилось?
— Но как же… Вы читали дело?
— Да, разумеется.
— Тогда как же… Ведь там написано. В кабине вертолета была заложена бомба.
— Да, я помню, об этом написано в деле.
— Тогда что же вас удивляет? Бомба взорвалась, Китаев получил ранения. И Курбанский тоже. А уже после этого, увидев, что взрыв оказался слабым и насмерть Курбанского не убил, Китаев добил его ножом.
Сырников излагал все это с таким беззаветным простодушием, что полковник не знал, что и думать. Ни в выражении лица, ни в интонациях не замечалось ни малейшего подвоха или иронии, и в то же время невозможно было поверить, что взрослый здравомыслящий человек может серьезно говорить подобные вещи.
«Китаев заложил бомбу, чтобы Курбанский погиб от взрыва, и сам устроился рядом. Не иначе как для того, чтобы самолично оценить, будет ли сила взрыва достаточной, чтобы «убить насмерть». А когда понял, что заряда маловато, «добил ножом», благо в тот момент очень кстати находился поблизости. Кто из нас троих идиот? Сырников? Китаев? Или я сам? — не переставая изумляться, думал Гуров. — Какой дурак, подложив взрывное устройство, сам полезет под удар вместе с жертвой?»
Но, похоже, его покровский коллега никаких противоречий в подобной ситуации не находил. Напротив, она казалась ему совершенно естественной и даже дополнительно подтверждающей вину Китаева.
— Все эти ранения только для отвода глаз, — убежденно говорил Сырников. — Вот, мол, и я тоже пострадал, значит, непричастен. А нож и бомбу барабашка подсунул. Неизвестный тайный злодей. Понятно, теперь он что угодно может говорить. И про то, что от ужасного взрыва сознание потерял, и про то, что не видел и не слышал ничего. Только вся эта «конспирация» белыми нитками шита. Мы‑то уж знаем. Не первый день по убийствам работаем. Повидали всяких.
Сказав это, Сырников взял трубку и набрал чей‑то номер.
— Борис Петрович? Сырников беспокоит. У тебя кто в изоляторе сегодня дежурит? Витя? Хорошо. Предупреди его, что сейчас к нему по поводу Китаева подъедут. Да, как я говорил, гости наши из Москвы. Да уже прибыли. Гуров Лев Иванович. Прошу любить и жаловать. Распорядись там, чтобы Китаева из госпиталя доставили. Ну как куда, в шестнадцатую, как обычно. Там тихо, спокойно. Посидят, поговорят. Все проверят, — усмехнулся Сырников, бросив короткий взгляд на Гурова. — Пускай столичные коллеги воочию убедятся, что мы тут тоже не баклуши бьем, дело свое знаем. Сделаешь? Лады!
Закончив разговор, Сырников вновь с улыбкой взглянул на Гурова:
— Вы, наверное, в городе пока не ориентируетесь, так что могу сказать кому‑нибудь из ребят, кто на машине, чтобы до места вас доставили. А то прямых маршрутных рейсов у нас к изолятору нет, полдня будете добираться.
— Буду благодарен, Сергей.
Сырников ненадолго вышел из кабинета, чтобы договориться о машине. Результаты этих переговоров превысили все ожидания Гурова. Оказалось, что из уважения к столичному гостю транспортным средством решил поделиться непосредственный начальник Сергея. Он предоставил полковнику свою служебную машину с водителем, передав через следователя, что уважаемый гость может распоряжаться ею по своему усмотрению.
Через несколько минут Лев уже сидел в черной «Волге», слушая неумолкающую болтовню бойкого вихрастого парня по имени Сеня.
— У нас тут в последнее время только и разговоров, что об этой «летке», — говорил Сеня. — То убийства у них там, то самоубийства. Да вот еще курсантика какого‑то тоже шлепнули. Типа — нечаянно.
— Как это — шлепнули? — уточнил Гуров.
— А кто их знает, как, — легкомысленно ответил Сеня. — Говорят, то ли взорвалось у них там что‑то, то ли обрушилось. А парнишка слабым оказался, взял да и помер. Теперь как убийство по неосторожности квалифицируют. Только что‑то за последнее время многовато стало у них там неосторожностей этих.
— А про самоубийство что говорят? — поинтересовался полковник.
— Про самоубийство? Про это почти ничего. Самоубийство — оно самоубийство и есть. Что там говорить? Тем более — большой начальник. О таких делах не больно‑то распространяются, сами понимаете.
Тем временем «Волга» выехала на городскую окраину и вскоре притормозила возле невзрачного трехэтажного здания.
— Вот он, изолятор, — доложил Сеня. — Милости просим. Сходите, поговорите. А я вас подожду. Можете не беспокоиться, обратно тоже с комфортом доставим.
Лев вошел в здание изолятора, показал дежурному удостоверение, и тот сразу же провел его в комнату, где находился подозреваемый.
В небольшом помещении перед столом сидел молодой парень. Взглянув на него, Гуров сразу вспомнил всемирно известные фотографии Юрия Гагарина. Открытое лицо с правильными и довольно приятными чертами меньше всего склоняло к мысли, что перед вами — злодей. В глазах читалась усталость, но в общем выражении лица не было ни угрюмости, ни озлобленности. Из‑под свободной рубашки, в которую было одет парень, выглядывали бинты, а на правом плече виднелись следы ожога.