На веревку ступил Адамас, его противницей в этот раз была девушка. В предыдущих схватках она показала себя искусным бойцом, и теперь на ее очаровательном лице светилась хитрая улыбка. Адамас улыбнулся в ответ почти равнодушно, в нем не было и тени сомнения в победе.
Быстрый конец поединка подтвердил его правоту — никакие ухищрения со стороны его соперницы не могли превзойти спокойную уверенность опыта. Одним из неуловимых движений он окунул ее руку в озеро.
Девушка вскрикнула — это был не только возглас поражения, но и сильнейшей боли. Все понимали, что теперь Адамасу решать, оставить ей красивое лицо или вынудить долгие годы прятать уродство.
И снова он посмотрел на меня. Но теперь этот вызывающий взгляд был бесстыдно выставлен на всеобщее обозрение. Я могла только догадываться, о чем в этот момент думал Кристоф.
Улыбнувшись мне, Адамас наклонил девушку ниже — погрузил ее руку по локоть, а потом и по плечо. Еще одно движение, и красота его соперницы была бы погублена. Как бы не было ей больно, за исключением первого вырвавшегося крика, она выносила пытку молча.
Загипнотизированная его чудовищным взглядом, я чувствовала боль своей кожей и судорожно цеплялась за пальцы Мойры. И тут, послав мне еще одну леденящую кровь улыбку, он отпустил девушку. Как ни странно, она не упала, а, легко балансируя на одной ноге, сразу спрыгнула на землю и …поклонилась.
— Квинта благодарит Адамаса — у него было право сделать ее участь намного ужасней.
Хоть я и понимала, что носить длинную перчатку проще, чем прятать лицо под маской, слова проигравшей еще раз напомнили мне, что для нее этот поединок имел совершенно иной смысл.
Но тут веревка заскрипела в очередной раз, и потеряло значение все, кроме того, что в сражение вступил Кристоф. Его противником был Адамас. Кто же еще.
Тишина сгустилась еще больше, подчеркивая важность момента. То, как окружающие смотрели на соперников, то, как замерли они сами, бесстрастно глядя друг на друга, говорило о многом.
— Они сражаются не в первый раз, не так ли?
— О, далеко не в первый.
— И Кристоф всегда побеждал?
Но Мойра молчала в ответ.
Первое же ураганное движение над озером показало — настоящий бой начался лишь сейчас. Виденное прежде оказалось разминкой начинающих. С каждым последующим невидимым ударом, сражение становилось жестче и жестче. Веревка раскачивалась все сильнее, но, как ни странно, удерживала свою ношу.
Я позабыла о приличиях, позволив своему сердцу гнаться за темпом боя, дав дыханию шумно вырываться в такт ударам, нервно сжимая кулаки каждый раз, когда Адамас доставал Кристофа.
Даже мне, наблюдавшей подобное впервые, было ясно — они достойны друг друга, и никто не смог бы предсказать победу.
Но в какой-то момент все изменилось — Кристоф начал проигрывать. Каждое его движение было чуть медленнее, чем у соперника. Каждая реакция на долю мига запаздывала.
Ужас сковал льдом мою кровь, когда в одно из немногих мгновений неподвижности Кристофа, я разглядела, в чем причина — вместо того, чтобы следить за Адамасом, он смотрел на меня.
И мои губы сами открылись и прошептали:
— Я приму тебя любого…
Он резко выпрямился, остановив взгляд на мне, и улыбнулся…И Адамас тут же атаковал его.
Судорожный вдох не успел заполнить мои легкие, как глаз уловил обрывки уже происшедшего: удар, сбивший Кристофа с ног, его руки, вцепившиеся в веревку, тело дугой, его лицо, скользящее над гладью озера, и яростная контратака…
Зажав предательские губы ладонью, понимая, что чуть не стала виновницей его падения, я еле успевала следить за поединком широко раскрытыми глазами.
Благодаря ли моим необдуманным словам или же вопреки им, но в считанные секунды превосходство Кристофа уже не вызывало сомнения — Адамасу оставалось лишь уклоняться, ниже и ниже с каждой невидимой атакой. И, наконец, получив последний оглушительный удар, Адамас потерял равновесие. Я с облегчением выдохнула, встретив торжествующий взгляд Кристофа…
В замершем времени Адамас медленно падал, цепляясь руками за веревку, удерживая тело над поверхностью, и только правая нога, игнорируя желание хозяина и съехав с опоры, плавно погрузилась в озеро, …замахнулась, рождая волну, и послала ее сопернику в лицо…
— Кристоф!!! — чей-то безумный крик взорвал тишину.
Мой крик.
— Как же я сегодня неловок! Прости, Кристоф, — Адамас даже не старался, чтобы сожаление звучало правдоподобно. — Поздравляю с победой!
Беззвучно отвернувшись от насмешливой ухмылки подлого противника, Кристоф одним прыжком достиг берега. Его дрожавшая от боли рука прикрывала обезображенное лицо…
Не заметив как, я очутилась возле него.
— Кристоф, тебе больно!
Но он отвернулся, все так же заслоняясь. Я оббежала вокруг, и, ухватив его руку, безуспешно пыталась отодрать ее от лица.
— Кристоф, пожалуйста! — умоляла я, почти плача, — позволь мне помочь!
Что-то было в моих руках, и я стала вытирать этой тряпкой проклятую жидкость с его руки, плеча, шеи. Но он был слишком высок, и ткань не доставала. Ухватив ее крепко, я резко рванула, отдирая ее часть — часть алого шелка, и трясущимися руками бесконечно убирала с его кожи и одежды то, что причиняло ему боль. Сквозь пелену из слез я уже почти ничего не видела и все умоляла, умоляла его открыть лицо…
Мои щеки были все мокрые, когда его рука, дрогнув, опустилась. И я заплакала еще сильнее. Вся левая сторона лица была обожжена, шея выглядела так, будто лежала на раскаленных углях, а сквозь одежду проступали мокрые пятна невидимых пока повреждений на груди, плече, животе…И всюду, всюду мелкие точки ожогов…
Вдруг заныла левая часть лица, шея, плечо, грудь — каждая его рана болела у меня. Вцепившись пальцами в его одежду, роняя на нее тяжелые соленые капли, я упрашивала:
— Скажи, чем помочь, скажи…
А он притронулся к моей щеке и улыбнулся.
— Мне уже не больно, Диана.
И эта улыбка вернула красоту в его черты, а светящиеся счастьем глаза заставили повреждения исчезнуть… У меня перехватило дыхание — так он был прекрасен…
* * *
Глядя, как Мойра обрабатывала его раны, вздрагивая вместе с ним от боли каждый раз, когда тампон, смоченный в желтоватой жидкости, касался обожженных мест на его коже, я устало размышляла…
Может, я все испортила?
Когда ко мне вернулась способность видеть что-либо, кроме его боли, взгляды гостей вокруг нас были очень странными. И было сложно сказать, что они отражали на самом деле: насмешку, удивление или …зависть. В конце концов, я не настолько разбиралась в их психологии. Но мне было все равно.