Свое время - читать онлайн книгу. Автор: Яна Дубинянская cтр.№ 95

Ни разу, кстати, не слыхал, чтобы его называли «дом-выход».

Старик несется впереди всех и не видит. Вижу я — как, переглянувшись еще раз, двое в черном одновременно отпускают, а может, и швыряют осточертевший им труп. Он шмякается на землю, с ореховым стуком раскалывается череп, трещат недоломанные при жизни кости. А спецохранцы неторопливо, и чему их только учили на Базе?! — расчехляют оружие.

Эбенизер Сун оборачивается на звук. Но не понимает.

Понимаю я.

Не все сразу. Не успеваю — подумать о том, что я один против двоих, безоружный, с девушкой на руках. И тем более о том, что они, спецохранцы, тоже, наверное, подчиняются Грому, а значит, мы союзники, и ничто не мешает нам прихлопнуть наконец этого давно обреченного старика, а потом ждать приказа, что же делать дальше. И в ожидании, раз уж тут оказалась эта рыжая девка, заглянуть всем вместе в ближайший дом-трах.

Думать я не успеваю вообще. Но хватаю на лету главное, то, что не замечалось раньше, в дом-базаре, где счет не шел на доли секунды.

Мое время — быстрее стандартного спецохранного. Тогда, на выходе с инфохрана, меня ускорили еще!.. И это никуда не делось. Я быстрее них!!! — а потому могу всё.

Я спускаю ее с рук, осторожно, словно она вся из стекла, и придерживаю долю мгновения, давая утвердиться на ногах, и все-таки не рассчитываю движения — будто получив удар в спину, она летит вперед, согнувшись и взмахнув волосами, прямо на изумленного старика. Но это уже неважно, я успел обернуться раньше, чем они что-то сообразили, и в прыжке я выбиваю у ближайшего из них оружие, а со вторым вхожу в клинч. Каждый мой удар — на опережение, точно в цель, а они еще и ни черта не понимают, они успели ко мне привыкнуть, к приблудному ликвидатору, зачем-то увязавшемуся следом… Вы не профессионалы, ребята. Сразу видно, что он никогда не работал с вами лично, мой учитель Гром. Который больше не имеет надо мной никакой власти.

Не помню, куда я задевал мобилу. Кажется, так и сунул куда-то, не закончив разговор.

Девушка. На мгновение позволяю себе обернуться, взглянуть на нее. Вижу, как старик Сун хватает ее за руку; кретин, так нельзя, ты же в спецохранном времени, сейчас под твоими старческими крючьями хрустнет и сломается тоненькое запястье…

Он догадался.

Он сделал то, о чем я мимолетно мечтал там, в дом-базаре. Раздвинул границы своего времени, впустил ее внутрь.

И я вижу ее-настоящую, стремительную и легкую, как рыжий ветер. Она бежит, и натянута струной ее тонкая рука, и развевается пушистая грива, и мелькают белые-белые ноги, обнаженные до самых кончиков волос, хоть бы он догадался прикрыть ее чем-нибудь, старый дурак Эбенизер Сун…

Они скрываются за углом. А я что? — я дерусь, весело и азартно, как на Базе, мне все равно, с кем драться и ради чего, я уже совершил что-то важное и главное, такое, что оправдывает всё наперед, всему придает смысл.

И оно летит со свистом, мчится безбашенно и свободно — мое время. Быстро-быстро отсчитывая обратным таймером, обнуляя ко всем чертям мою короткую жизнь.

— Я уйду, когда устану. Когда все это перестанет доставлять мне удовольствие, а станет рутинной работой, за которую платят много или уже не очень много денег, в зависимости от ситуации на рынке. А чем заняться, я придумаю. Моя жена выращивает цветы, а я могу, например, сажать деревья, вырастить сад, а еще лучше — лес. И наслаждаться свободным временем.

(Из последнего интервью Андрея Марковича)

— Вы не скажете, который час?

Девчонка смотрела на Андрея, задрав курносенький носик, миниатюрная блондиночка, словно с полки любимого Надюшкой и Марией магазина барби, и зелено-белая ленточка, трепыхавшаяся на ее воротнике, казалась остатком небрежно сдернутой обертки.

Он был сосредоточен, напряжен до предела, натянут звонко, как струна или кожа на барабане, готов к чему угодно — только не к этому кукольному личику, хрустальному голоску, наивному вопросу. И зачем-то сделал вещь, не имеющую ни малейшего смысла — глянул на запястье, туда, где уже лет двадцать, никак не меньше, не носил часов.

Он отвлекся.

И в этот миг сместились на последний крохотный отрезок все часовые стрелки, обнулились доли секунд на циферблатах, совпали, собрались и встали наизготовку рассыпанные частицы времени. И он понял — уже ослепленный вспышкой, оглушенный грохотом, опаленный жаром пламени и отброшенный взрывной волной, — что это был единственный способ. Только так и никак иначе — с кровью, ужасом и криком, с болью и смертью, с огнем и руинами, со всеобщим мгновенным концентрированным шоком, — и можно было призвать его к порядку, выстроить, вернуть.

Мое потерянное время.

*

— Фамилия, имя, отчество?

— Маркович Андрей Игоревич.

— Род занятий?

— Писатель.

— Пиши: не работает. Семейное положение?

— Женат. Трое детей.

— Фигасе гаденыш. Трое детей у него! А рассказать тебе, сука, сколько там было детей?!

Он откуда-то знал: когда бьют, по-настоящему, сбивая с ног, надо сгруппироваться, защищая голову и живот, надо крутиться на полу, принимая удары по касательной и по возможности не давая попасть по почкам… Чертову прорву вещей он знал вот так, чисто теоретически, для литературы, а не для жизни. Знал, например, что можно все подписать, а потом отказаться от своих показаний, — когда пройдет информация о том, что он, Андрей Маркович, арестован, когда здесь будут пресса, и правозащитники, и адвокат…

Они не требовали ничего подписывать, два снулых кирпичномордых дядьки в форме, отличной от простой милицейской, но он не определил точно чьей, и ему ничего не сказали — вопросы тут задаем мы — на этот счет. Вопросов они, впрочем, больше не задавали тоже. Они просто били его ногами со скучной, дозированной злобой, все время попадая по остро болезненным точкам, по жизненно важным органам, и с каждым ударом все его книжное знание нивелировалось, выносилось прочь из кабинета промозглым грибным сквозняком.

А со временем ничего не происходило. Оно не подвисало и не растягивалось в ниточку бесконечности, как можно было бы предположить, следуя Эйнштейновой логике, но и не металось, не прыгало, не поддавалось ускорению, а размеренно тикало себе вместе с ужасающими китайскими часами с кукушкой на стене. Наверняка подарок на какой-нибудь ментовский корпоратив, — подумал Андрей, когда еще только сюда вошел и позволял себе бряцать наблюдательностью и вниманием к деталям, бутафорским и бесполезным писательским оружием.

Кукушка проорала очередной час, сдетонировав со страшным ударом под ребро. И тут они слаженно, будто и впрямь по времени, перестали бить.

Андрей еще откатился по инерции на полметра вбок, перед глазами замаячила ободранная ножка милицейского стола, паутина, отставший шпон. Осторожно, стараясь не въехать в стол головой — пространство, в отличие от времени, перестало быть однозначным, дрожало и норовило изогнуться в неожиданную сторону, — он приподнялся, сел и сразу согнулся, подавляя подкатившую к горлу тошноту. Никогда раньше меня не избивали по-настоящему, и теперь я понятия не имею, насколько остался цел, и даже давнее медицинское образование ни к черту…