— Похоже на то, — наконец признал Владимир.
Без особого интереса он оглядел обстановку кабинета, макеты кораблей, фотографии судов на стенах, карты и корешки старинных лоций.
— А откуда у твоего деда Фаберже? — поинтересовался Лаленков.
— У прадеда, — уточнила Лена. — Ему это яйцо его мама подарила в год окончания Морского корпуса. Он получил погоны мичмана и кортик, а она продала свои украшения и заказала Фаберже на новогодний подарок. Он тогда ушел с эскадрой на Дальний Восток, где начиналась русско-японская война. Тонул, спасаясь с подорвавшегося на японской мине крейсере, но подарок матери не потерял.
— Да как вообще можно с собой такие деньжищи таскать! — возмутился бодибилдер. — Будь у меня такое яйцо, я бы в банке ячейку снял и держал свое богатство под надежной охраной. Показывал бы иногда специалистам… И девушкам за хорошее поведение.
1918 год, 31 августа
По Сенному рынку ходили вооруженные патрули. Молодые солдаты проверяли документы, не забывая набивать карманы яблоками, солеными огурцами и вяленой красноперкой. В составе патрулей были и молодые рабочие, которые зло ругались с торговками, не желавшими ничего им давать бесплатно. Один из патрульных, оглядев с ног до головы проходящую мимо Веру, крикнул вроде как и не ей:
— Во какая! Фу-ты ну-ты, ножки гнуты! Посмотрите-ка на нее! Гордая вся! А господам, небось, пуховые перины грела. Лярва буржуйская!
Вера не знала, зачем зашла на рынок. Но если и в самом деле они с Алексеем будут пробираться в Финляндию через леса, то необходимо иметь в запасе теплые вещи. Но теперь, пробегая мимо рядов с картошкой, репой, турнепсом, хомутами и валенками, понимала, что пришла сюда зря. Возле ворот рынка стоял слепой старик с шарманкой. Старик крутил ручку, вокруг ходила девочка в потертом коротеньком пальто и пела:
Разлука ты, разлука, чужая сторона.
Никто нас не разлучит,
Лишь мать-сыра земля…
Девочка подошла и остановилась перед Верой. Протянула большую жестяную кружку и заголосила еще жалобнее:
Все пташки-канарейки так жалобно поют.
И нас с тобой, мой милый, разлуке предают.
Вера порылась в ридикюле и достала двугривенный. Опустила в пустую кружку. Серебряная монетка громко звякнула. Грустная девочка перевернула кружку, ловко зажала двугривенный в кулачок и тут же спрятала монету в карманчике пальто.
— Мерси.
В ридикюле оставалась лишь небольшая горстка серебряной мелочи и два золотых империала — денег больше не было.
Кто-то потянул Веру за рукав. Она обернулась и увидела бабу в плюшевой кацавейке. Голова бабы по самые глаза была обмотана цветастым ситцевым платком.
— Верочка, — шепнула торговка отшатнувшейся девушке, — не бойтесь. Это я — Екатерина Степановна Ягужинская. Пришла сюда вещи на продукты менять. Стою и трясусь: а вдруг кто узнает. Два часа назад у дровяных складов инженера расстреляли, который свои часы предлагал. Солдаты забрали часы, а он возмущаться начал, кричал. Его завели за поленницы для проверки, и тут же выстрелы. Потом торговки бегали смотреть, может, пальто не повредили. Страшно… Вы-то зачем сюда?
— Скоро холода, а у меня теплых вещей нет.
Ягужинская задумалась, а потом достала из своего мешочка пуловер.
— Возьмите. Вещь хоть и мужская, но вы в нем точно не замерзнете.
Вера достала полуимпериал и протянула Екатерине Степановне. Та уже почти взяла золотой, но отдернула руку и затрясла головой.
— Нет, нет! Вам и самой жить как-то надо. А я уж перебьюсь. Мы еще картины припрятали. В гостиной прежде висели у мужа и в кабинете. Шишкин, Левитан, Серов, Айвазовский… Но кому они теперь нужны?.. У меня, кстати, еще сапожки хромовые для вас…
К ним подошел молодой рабочий из патруля, что свистел Вере вслед, и дыхнул луком:
— Давай, старая, проваливай! Девку мы забираем.
— Куды ж?! — заголосила Ягужинская. — Она ж дочка моя! Я к ней из деревни зазря, что ли, триста верст перлась из самой, почитай, Опочки?.. Насилу ее здеся в вашем чертовом городе отыскала, а тута сразу забирать! Она, может, от хозяев своих настрадалася, места себе найти не может, мать встретила, поплакаться ей решила…
— Ну так мы утешим, — не унимался парень. — Я с отрядом послезавтра на фронт иду с белой гвардией биться не на жизнь, а на смерть. У нас как раз сегодня проводы намечаются…
Он посмотрел на Веру.
— Все чин чинарем будет. В том числе граммофон с пластинками. Шаляпин имеется, между прочим. У меня даже комната почти что своя. А утром я сам, куда надо, тебя провожу или извозчика найду.
— Да пошел ты со своим извозчиком и Шалякиным-Малякиным туда же! У нас у самих в деревне революцию защищать надо! — крикнула Екатерина Степановна.
— Во боевая мамаша! — обрадовался подошедший солдат с винтовкой. — Имеет понятие. Если революция, то делиться надо. Если пожрать нету у тебя, к примеру, то сама знаешь, что военному человеку нужно, кроме жратвы.
— Ты это мужу моему расскажи: он десять лет на царской каторге гнил ни за что! Помещика за ноги в лесу повесил, и что с того — сразу на каторгу, что ли?.. Не пущу с вами дочку!
Люди, проходившие мимо, стали останавливаться, торговки из рядов вытягивали шеи. Толпа зевак росла на глазах, и все смеялись. Солдат гневно посмотрел на молодого рабочего.
— Ты чего это к девке пристал? — возмутился он. — Тебе другой пост доверили! Чего ты сюды поперся?
— Так я ничего, — начал оправдываться парень. — Думал, моя бывшая краля шландыбачет, а теперь вижу, обознался. Моя посисястей будет, и лицо у этой не рябое.
— Сам ты рябой! — уже спокойно произнес солдат. — Ладно, иди уж. Прям не человек, а шкворень какой-то.
И подмигнул Ягужинской.
— Не беспокойся, мамаша! Мужу привет передавай.
Они ушли, а Екатерина Степановна перекрестилась.
— Спасибо тебе, Господи! Не оставил нас — чад твоих.
И тут же шепнула перепуганной Вере:
— Ненавижу их всех! Ненавижу, потому что боюсь!
И снова перекрестилась.
Вера вошла в кабинет камергера Рослякова. Мужчины при ее появлении поднялись. Кроме Алексея и Александра Васильевича в комнате находился еще один человек в пиджаке и в косоворотке.
— Капитан второго ранга Самохин, — представил его камергер Росляков.
Самохин подошел и поцеловал руку Веры.
— Мы волновались за вас, — сказал камергер. — Князь хотел даже бежать навстречу, но мы удержали…
— Со мной все в порядке. Встретила случайно графиню Ягужинскую, и она дала мне все, что мне нужно, даже сапоги нашлись моего размера — у нее сын кадет, ему сапоги на заказ шили. Но ему малы теперь, а мне в самый раз…