— Где же вы деньги берете? — спрашивал Илья. — На обед в таверне, на леденцы на палочке, на тетрадки. У родителей выпрашиваете? Или еще после школы работать успеваете?
— Посмотрел бы на меня мой отец, — усмехнулся Никита, — если бы я после школы пришел, сумку забросил — и на работу. Пусть ему повелители стихий дрова рубят и воду носят.
Троица залилась смехом, а Маша только мрачно на них посмотрела. Ей почему-то не хотелось признаваться в том, что деньги она действительно выпрашивает у родителей, а на мамину просьбу помыть посуду обычно отвечает, что она не нанималась в домработницы. Какие уж тут дрова…
— Вы-то где деньги берете? — не выдержала она наконец насмешек.
— Как это где? На аттракционах выигрываем! — немедленно ответили ребята.
— У Никиты реакция классная! — пояснил Илья, с гордостью глядя на друга. — Никто в него ничем попасть не может.
— А я бегаю быстро, как заяц! — ответила, покраснев, Натка.
— У меня особых талантов нет, — вздохнул Илья, — так только, в шахматы могу играть, ну иногда лабиринты прохожу. Правда, не очень хорошо, у людей бывает и лучше.
— Илья зато все законы наизусть помнит, — сказал Никита. — Как появится в самый неподходящий момент, как отчитает, жулики на глазах перевоспитываются. Быть ему главой стражи думаков… Или даже в Службе Законников и Сборщиков Податей.
— Ну и планы у вас на жизнь, — удивилась Маша, — вы же в Академии Сквозного пути учитесь, собираетесь целые миры спасать…
— А что, одно другому не мешает, — сказал Илья, — в своем мире тоже надо чем-то заниматься.
— Так, значит, ты будущий глава стражи думаков? — резко спросила Маша. — Что же ты меня не арестуешь и не отведешь к своему любимому Мудреному?
— Ты чего так? — обиделся Илья.
— Прости, — пробормотала Маша, — я подумала, что раз ты такой законник, правильный и честный, почему ты мне помогаешь?
— Эх ты, Маша. Мы друзья или нет? Или тебе не нужны друзья в этом мире?
— В самом деле, — вмешался Никита, — чего ты с нами тогда идешь, если нам не доверяешь? Может, мы тебя не за броней ведем, а в лапы — как ты сказала — любимому Мудреному?
Все трое рассмеялись так, словно в жизни ничего смешнее не слышали.
«Но ведь Илья так и не ответил на мой вопрос», — запоздало подумала Маша, подходя вслед за друзьями к приоткрытой двери, из-за которой слышались металлический лязг и странное гудение…
Глава 19
Броня для Маши
Дом снаружи выглядел как все остальные дома в округе, только недалеко от двери покачивался знак — молот на фоне пламени. Маша разглядывала его некоторое время, пока поняла, что там изображено. Никита проследил за ее взглядом:
— Не очень понятно, правда? Традиционными знаками кузнеца были молот, меч и подкова. Но сначала запретили мечи — какое может быть оружие при такой идеальной власти, как власть Мудреного! Потом запретили шарлатанов, и пони, которым требовались подковы, остались только у почтальонов — всего трое на весь Как-о-Дум. У богачей свои кузнецы и конюхи. Теперь у кузнеца остался лишь молот…
— Так у твоего отца нет работы? — догадалась Маша.
— Не совсем, — горько усмехнулся Никита. — Сейчас ты увидишь, чем заняты кузнецы при такой идеальной власти…
Сразу за приоткрытой уличной дверью была небольшая прихожая с плетеным ковриком на дощатом полу и вешалкой, на которой висела кожаная куртка, похожая на Машину, только на крючках, а не на «молнии». Из прихожей вели две двери, на одной висел замок, а вторая тоже была приоткрыта. Никита уверенно направился туда, друзья последовали за ним.
Маша ожидала, что в кузнице будет очень жарко и дымно, но здесь было прохладней, чем в кухне хлопотливой тетушки Душки. Посреди комнаты стояла наковальня, а на ней лежала решетка. Кузнец, такой же хмурый и черноволосый, как Никита, мрачно взглянул на них.
— Здравствуйте, господин Кожаный! — сказали ребята вразнобой.
— Пап, опять решетки? — спросил Никита.
Кузнец не ответил ни ему, ни ребятам, только ухнул молотом по наковальне мимо алеющих прутьев…
— А мама где? — не отставал Никита. — Почему замок на двери?
— Дядю твоего, конюха, арестовали. Помогал шарлатанам. Это я для него решетки… — Кузнец не договорил и еще раз ухнул молотом так, что искры полетели.
— Так где мама? — повторил Никита.
— Обиделась… — проговорил кузнец, отвернулся и начал пить воду из ковшика.
— Так она к бабушке ушла? За то, что ты решетки для дяди Луки Подкованного делаешь? — на удивление спокойно уточнил Никита.
— Ну…
В кузнице воцарилась тишина. Никита стоял, молча глядя на медленно остывающие решетки. Но Натка и Илья с тревогой смотрели на него.
— Это тюремные решетки? — спросила Маша. Ей никто не ответил.
— Хочешь, иди тоже к бабушке, — тихо сказал кузнец. — Что мне было делать? Если я сегодня откажусь, завтра я и вы со мной за решеткой окажетесь…
— Папа, — так же тихо, но твердо сказал Никита. — Бросай эту фигню. У тебя срочная работа. Ты должен немедленно сделать броню для Маши Некрасовой, сквозняка, который свергнет Мудреного.
Маша подняла голову и пристально посмотрела в глаза мужчине. Что-то подсказывало ей, что именно сейчас ей лучше не задавать вопросов.
— Снимай куртку, — приказал Никита, и девочка моментально повиновалась, отвязав сначала от пуговицы шапочку с синим огоньком.
Кузнец начал внимательно осматривать куртку, цокнул языком при виде «молнии», запыхтел, как ежик, пройдясь пальцами по подкладке, потом куснул рукав и задумался.
— Ей нужно защитить грудь и спину, — сказал Никита, — с остальным сама справится.
— Кольчужку, что ли, пришить, — глубокомысленно произнес кузнец.
— Нет, что-нибудь понадежней. Лист железа вшить в подкладку, как у балаганщиков, чтоб не гремел…
— Смеешься? — спросил отец, презрительно окинув взглядом Машу. — Такая козявка если и поднимет потом куртку, то носить точно не сможет. Как минимум десять лишних кило!
— А это что за материал? — указал на решетки Илья.
Все замолчали и уставились на решетки. Те, даже остынув, сохранили огненную переливчатость, словно только что их достали из пламени. Цвет прутьев был неровный, оранжевый, желтый и красный хаотично смешивались с полосками обычного серо-стального цвета, по которым изредка пробегали синеватые искры.
— Обычная сталь, — нехотя произнес кузнец, отворачиваясь от ненавистных решеток.
— Обычная? — сузил глаза Никита.
— Ну, не совсем, — сдался отец, — переплавленная драконами в стародавние времена и триста лет хранившаяся в кладовой синего гнома.