— Пойдем в дом, — вздохнул Неделин. — Нужно еще выпить. Может быть, тогда ты станешь смелее.
— Да, — согласилась Филимонова. — Обязательно.
Они одновременно шагнули в дверной проем. Ее грудь уперлась в его грудную клетку. От нее пахло спиртным, едой и горько-сладкими духами. Неделин обхватил ее за талию и начал целовать, запрокидывая Филимоновой голову и заставляя сгибаться в талии.
Так они стояли в сенях достаточно долго, пока оба не начали задыхаться. Когда их губы разъединились, грудные клетки обоих судорожно вздымались и опадали.
— Я давно ни с кем не целовалась, — призналась Филимонова, трогая распухшую губу языком.
— Я тоже, — сказал Неделин. — Как-то не доходило до поцелуев.
— Здорово. Почти как в первый раз.
Он посмотрел ей в глаза и увлек в комнату.
— Я бы сначала выпила, — сказала Филимонова, слегка упершись возле стола.
— Обязательно, — сказал Неделин. — Потом.
На этом ее пререкания закончились. Началось совсем другое.
Глава шестая
Свои и чужие
1
Она дрожала под ним, постепенно приходя в себя. Он покровительственно чмокнул ее в лоб и перекатился на спину.
— Антон! — позвала она через некоторое время. — Тебе хорошо?
Это был самый глупый вопрос, который он когда-либо слышал от женщин, но они задавали его с завидным постоянством. Всем им, видите ли, важно, хорошо ли ему было. Как будто именно для этого они ложились с ним в постель. Чтобы сделать ему приятное. Не по какой-нибудь другой причине.
— Очень, — сказал он, уставясь в двухскатный потолок второго этажа.
Его когда-то обшили листами фанеры и заклеили обоями, но время и дожди сделали свое черное дело. Потолок бугрился, бумага покоробилась и отстала. Полное убожество. Краска на полу местами протерлась до дерева, оконные стекла потрескались, повсюду паутина и дохлые мухи.
— И мне было хорошо, — проговорила Мария, продолжая дышать так, словно только что вынырнула из воды на поверхность. — Я до сих пор на седьмом небе.
— А я на девятом, — сказал Антон. — Еще выше.
Он встал, захватил одежду и приготовился спуститься в ванную комнату, где стояло заранее подогретое ведро воды.
— Подожди, я с тобой, — заторопилась Мария, всовывая ноги в босоножки.
— Только я первый, — предупредил он, спускаясь босиком по узкой лестнице с хитрым коленцем у основания.
— Первый, первый. Я тебе солью.
Антон остановился и повернулся к Марии лицом. От неожиданности она налетела на него. Ее кожа была холодной и влажной от испарины.
— Спасибо тебе, — сказал он прочувственно. — Ты так для меня стараешься. Столько для меня делаешь…
— Это потому что ты мне небезразличен, — тихо произнесла Мария, наклонившись вперед так, что их лбы соприкоснулись. — Милый…
Она выговорила последнее слово с некоторым трудом, как иностранное. Антон поцеловал ее в висок и пошел дальше. Ее босоножки деловито защелкали за его спиной.
Ванная комната была построена с расчетом, что когда-нибудь сюда проведут воду, поэтому здесь имелся даже унитаз, великолепный в своей белоснежной бесполезности. Потемневшая, местами желтая ванна сильно отличалась от него, поскольку использовалась по назначению, а отдраить ее не доходили руки. Пластмассовая полка с пузырьками-тюбиками, круглое зеркало, похожее на иллюминатор, затасканный коврик на цементном полу. «Господи, скорей бы вырваться отсюда! — подумал Антон. — Сегодня же проберусь к отцу. Пора. Пусть какой-нибудь тарантас раздобудет. Скажу, не могу ходить».
— Давай снимем твою повязку, — предложила Мария. — Я смотрела сегодня, рана совсем зажила.
— Нет, рано, — сказал он. — Просто смени бинт и все.
«Надо будет испачкать повязку кровью, — прикинул он, забираясь в ванну с ногами. — Порежу палец или из раны сукровицы выдавлю. Я ранен и не могу идти пешком. Да, это на отца подействует. Он пригонит машину, и мы… и я уеду. Здесь не край света. Выберется как-нибудь без меня».
О том, что станет делать девушка, поливающая его из ковшика, Антон вообще не задумывался. Ее нагота приятно волновала, но не более того. Он не собирался брать Марию с собой. Делиться с ней планами — тоже.
— У меня к тебе просьба будет, — сказал он, поворачиваясь к ней.
— Какая? — Она зачерпнула ковшиком воды из ведра.
— Я хочу, чтобы ты понаблюдала за моим отцом.
— Я ведь уже два раза туда ходила, — напомнила Мария, помогая Антону смывать мыльную пену. — Там только эта женщина, незнакомая. Больше никого.
— Осторожность не помешает, — сказал он. — А вдруг за их домом слежка? И вокруг деревни обойти не мешает. — Антон принял протянутое полотенце и начал вытираться. — Посмотри, нет ли рядом машин или незнакомых людей.
— Хорошо, — согласилась Мария, меняясь с ним местами. — Помоюсь и пойду.
— Только без меня, ладно? Что-то мне нехорошо. Переусердствовал, наверное.
— Ой, прости. Это я виновата.
— Все в порядке. Я вздремну, а ты — на разведку.
— Антон… — позвала она негромко.
Он обернулся, но не раньше, чем натянул на себя трусы и спортивные штаны, выданные Марией.
— Маловаты, — посетовал он, оттянув тугую резинку.
Надежда на то, что она передумает заводить серьезный разговор, не оправдалась.
— Антон… — повторила она.
Печальный и серьезный тон делал ее наготу нелепой.
— Да? — произнес он, избегая смотреть на нее.
— Ты ведь теперь уедешь? — спросила Мария. — Совсем?
Детский вопрос. Глупый. Тебе было хорошо? Ты уедешь? И прочие романтические бредни.
«Конечно, уеду, — ответил Антон мысленно. — Не думаешь же ты, что я останусь здесь гусей пасти? Да и нет здесь никаких гусей. Проклятая дыра! Скорее бы очутиться подальше отсюда!»
— Мария, — произнес он и посмотрел ей в глаза, открыто и прямо. — Я не мастер говорить слова. Но скажу одно. Ты для меня очень много значишь, очень. Я тебя никогда не брошу, если ты сама меня об этом не попросишь. Но ты ведь не сделаешь этого, правда?
Отставив ковшик, она выбралась из ванны, села на бортик и стиснула коленями сложенные лодочкой ладони.
— Антон, — тихо сказала она, — тебе нельзя уезжать сейчас. Тебя наверняка ищут. Наркотики — это… — Она помотала спутанными волосами. — Они ведь сумасшедших денег стоят. За них убить — раз плюнуть.
Антон присел рядом, высвободил ее руки и обхватил их своими большими, горячими ладонями.
— Нет больше никаких наркотиков, — сказал он. — Сгорели синим пламенем. А те, кто меня искал, теперь червей кормят. Они же перестреляли друг дружку, ты сама видела.