– У нас сложная работа, надо знать людей, – говорили мне не без высокомерия, давая понять, что я – «голубая кровь», раньше жил на всем готовом, ездил, снимал сливки, а теперь вот – попаши-ка сам.
Вкалывать я умел, а черновой работы и прежде не чурался. Одно из первых заданий – подготовить поездку Гейдара Алиева, первого заместителя Председателя Совета Министров, члена Политбюро, в Вологду и Череповец. Еду заранее на место, встречаюсь с партийными и советскими руководителями области, конечно, с местными службами госбезопасности и милиции, с хозяйственниками. Согласовываю сроки и программу визита. Дел множество, и все – важные, ничего упустить нельзя. Подготовить площадку в аэропорту, зарежимить ее. Наметить посты. Выбрать транспорт, который за день до прибытия гостя должен комиссоваться. Комиссия, в состав которой входят механик, электрик, оперативный работник КГБ, проверяет транспорт – основную машину, запасную, багажную, составляет акт. Подготовить трассу следования (она разбивается на участки, согласовывается связь между ними, планируется запасная дорога), сопровождение. Дальше – осмотр резиденции: тоже комиссия (электрики, сантехники, лифтеры, строители, представители КГБ), тоже – акт. Отдельный разговор – со службой питания.
Я встречаю Алиева в аэропорту. Но разговор – в резиденции. Я должен доложить главе делегации все по протоколу: «Ваш визит подготовлен». Или бывало и такое: «Изменили маршрут следования». Гость должен это знать, потому что гостеприимные хозяева могут «подставить»: «Мы хотели лучше, а ваши приехали, поменяли…»
Все учитывается, не только вкусы, но и капризы. Какие комнаты: куда окна – на юг или на север, с видом на реку или на лес, какие шторы – плотные или прозрачные, какого цвета; какой свет в ванной – яркий или приглушенный; как поставить кровати. Конечно, перед тем как вылететь на место, я встречаюсь с «прикрепленным» Алиева, выясняю привычки и вкусы руководителя. Раньше с этим обращались ко мне, теперь я превратился в исполнителя при более мелких фигурах.
Работа черновая, но мне – нравилась, более живая, чем прежде. Динамичная, разнообразная. При первом лице ездишь – по готовому живому коридору, видишь все из окна машины, ни с кем ни одного нормального слова, как в аквариуме. А тут – все создаешь своими руками. Тому же Алиеву я готовил поездку во Вьетнам. Побывал на электростанциях, заводах, ездил по селам, мотался по всей стране без передышки, иногда за день бутерброд перехватишь, и все. Но зато я познакомился с интересными людьми, узнал страну, жизнь ее увидел изнутри. Дел по моей части здесь хватало, порядка, скажем прямо, было немного. На заводах, в цехах – завалы угля, шлака, подъездов нет – ямы, ухабы. На сталеплавильном заводе возле старых мартеновских печей я обнаружил в металлоломе гильзы от снарядов. «Да они не взорвутся», – уверяли меня и убрать отказались. Что-то удалось поправить, на берегу одной из рек, например, по моей просьбе был сооружен помост к парому, изменили один из маршрутов и т. д.
Когда прибыл Гейдар Алиевич, я доложил ему о гильзах и попросил, нельзя ли от поездки на завод отказаться. «Нельзя, – ответил он, – нас ждут там, надо ехать». Тогда я предложил ему обойти эти печи, и он согласился. Он вообще, надо сказать, хоть и восточный человек, но оказался непривередлив, организацией поездок остался доволен и после визитов в самолете благодарил меня: «Все было хорошо. Спасибо».
За эти короткие годы, между Брежневым и Горбачевым, я побывал в Польше с нашим премьером Тихоновым. Там нас опекал начальник Управления ГБ Польши, боевой генерал, прошедший войну, он сразу сказал: «Не волнуйтесь, все будет в порядке».
Съездил в Бразилию с секретарем ЦК КПСС Михаилом Васильевичем Зимяниным, он курировал тогда идеологию. Эта поездка, около десяти дней, запомнилась мне. Я чувствовал себя более или менее раскрепощенно: хоть и отвечал за его безопасность, но все-таки у него был свой комендант по типу «прикрепленного», не говоря уж о бразильской охране. То есть забот, конечно, меньше, чем при Генеральном. К тому же Зимянин оказался чрезвычайно прост в общении, я был даже поражен, подобного товарищеского отношения к себе я прежде не испытывал. Веселый, остроумный. Мы исколесили на машинах полстраны – Сан-Паулу, Порту-Алегри, Бразилиа, Рио-де-Жанейро. В Сан-Паулу долго гуляли вечерами.
– Пойдемте прогуляемся, город посмотрим, людей.
Китайский квартал, японский квартал, толпы нарядных, праздничных людей. Полицейский, которого нам выделили местные власти, оказался украинцем (его дед эмигрировал в 1914 году) и хорошо говорил по-русски. Мы устали от его бесконечных расспросов, Михаил Васильевич терпеливо слушал, а потом стал рассматривать прохожих. Мы с комендантом незаметно оттерли назойливого сопровождающего. Гуляли после ужина часа по два-три, всегда с нами был кто-то из сотрудников советского посольства.
Не помню, в каком городе мы вечером отдыхали в отеле. Бразильскую охрану отпустили. Неожиданно Зимянин предложил:
– Давай в кино сходим.
– Поздновато.
– Ничего.
– Хорошо, я вызову охрану.
– Да не надо. Не надо.
Мы сели в машину. Я, как всегда, заранее выяснил интересы Михаила Васильевича и уже знал, какие театры, кинотеатры находятся в районе отеля. Позвонил лишь быстро в посольство, спросил, во сколько начинается и заканчивается сеанс.
– Фильм – эротический, – предупредил я.
Он засмеялся:
– Это тоже надо знать.
Мы вошли в зал, когда свет уже был погашен, а в конце я предупредил:
– Через пять минут фильм закончится, идемте.
Так же, в темноте, вышли. Предосторожность не лишняя, назавтра в газетах могли появиться фотографии: главный идеолог СССР, проповедник социалистического реализма всем видам искусств предпочитает киноэротику.
Мне примитивный фильм откровенно не понравился. Зимянин отнесся спокойно, не ругал и не хвалил: Обычный фильм из этого рода продукции.
На встречах с губернаторами городов шла речь о развитии культурных связей между двумя странами, Зимянин без особого напора, деликатно, но убежденно отстаивал социалистический строй, социалистический реализм и все прочее социалистическое. Отстаивал, но не навязывал. Таким, мне казалось, и должен быть нормальный политик.
Из-за забастовки то ли пилотов, то ли авиадиспетчеров наш вылет в Москву задерживался.
– Ну и Бог с ними, – махнул рукой Михаил Васильевич. – Пойдем прогуляемся по аэропорту.
Аэропорт – целый город. Гуляем. Купили на память по серебряной цепочке.
…Так шла моя новая служба. Через два года я стал уже начальником 18-го отделения, в том же звании – полковника, которое получил за год до смерти Брежнева.
В конце лета 1984 года меня пригласил начальник отдела генерал Николай Павлович Рогов. Он сообщил, что в сентябре отправляется в Болгарию жена секретаря ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачева и мне предстоит сопровождать ее. Удивило несоответствие уровней: с женой одного из секретарей отправляют – ни много ни мало – руководителя отделения! Личной просьбы Горбачева быть не могло, он меня не знал.