Электрические методы обогащения. Правдивая история о виртуальных амебах, современном инновационном предпринимательстве и прочей ерунде типа любви и смысла жизни | Павел Черкашин | страница 54 | LoveRead.ec

– То есть тебе надо пройти весь путь эволюции? От примитивных кибернетических бактерий и микробов – до тех, что в далеком будущем заменят человека биологического и продолжат великое дело распространения информации по Вселенной?

– Ну, это глобальная задача, мечта, если угодно. Пока я себе таких целей не ставлю. Мне важно найти какие-то практические задачи, чтобы окупить затраты на разработку и поддержание системы в состоянии активного развития. Но когда я представляю объемы необходимых вычислений для того, чтобы эмулировать хотя бы сто тысяч лет эволюции для ста тысяч видов… Ведь разнообразие является главным условием выживаемости экосистемы.

На обороте клиентского брифа не осталось свободного места. Вокруг бедного жучка выросла целая армада фантастических созданий, которые были, судя по всему, биороботами. Они имели ярко выраженные биологические признаки: когти, зубы, горящие глаза, шерсть. На некоторых были видны листья и кора. Но они обладали и механическими деталями: шарнирными сочленениями, клепаными стальными листами, глазками камер и ребрами воздушного охлаждения. По мере того как страшные твари заполняли лист, Гриша все больше думал, что его идея с компьютерной эволюцией, может, не так уж и хороша для человечества.

– Вот ты представляешь себе компьютерный разум в форме каких-то страшных монстров, а ведь для жителя восемнадцатого века наш современный уровень развития технологий мог бы показаться убийственным. Не факт, что он согласился бы жить в наше время. Счел бы нас всех психами. Пойми, эволюционный процесс нельзя остановить – он неизбежен. Так же неизбежен и переход от биологической эволюции к информационной. Все ведущие футурологи еще в начале двадцатого века сошлись в этом. Просто такая мысль не очень приглядна с популистской точки зрения и поэтому не особо выносится на суд общественности. Никто не хочет социальных катаклизмов, связанных с неправильным восприятием идеи. Тем более что в массовой культуре компьютерный разум представляется в качестве угрозы для человечества, но никак не выглядит любимым ребенком.

Гретта продолжала невозмутимо рисовать.

– Я ничего против компьютеров не имею. Просто не хочу, чтобы в поисках новых, более совершенных форм жизни мы забыли про прелести современной, примитивной, биологической эволюции. Ты же не будешь отрицать, что в ней тоже есть свои маленькие радости?

Гретта подняла глаза от рисунка, и в них блеснул какой-то новый озорной огонек, как будто из глубины души выпрыгнул и заплясал в зрачках прятавшийся там до поры до времени бесенок. Раньше ему строго-настрого запрещали покидать свою каморку, а тут вдруг по недосмотру оставили дверь открытой.

Она снова опустила глаза, и одно из чудищ на листе, похожее на стального тигра с ветвистым хвостом, вдруг приобрело женственные черты и сладко потянулось всем телом, а хвост расцвел десятком крохотных трогательных цветочков.

– Нам пора ехать по домам, – заключила Гретта. Бесенок вернулся в свою каморку.

Она залочила^[42] компьютер и устало вытянула руки вперед, хрустнув суставами. Надела принесенную Гришей короткую куртку, укуталась в шарф. Он впервые принюхался к еле заметному запаху ее духов и нашел его интересным.

Молча вышли из здания и до метро не проронили ни слова, думая каждый о своем.

– Если тебе интересно мое мнение, – сказала Гретта уже почти у самого входа в светящееся нутро московской подземки, – мне кажется очень интересным то, что ты делаешь. Странным и немного жутким – да. Пугающим своей неопределенностью – да. Но не бесполезным. Я понимаю, что мои страхи скорее навеяны массовой культурой, чем собственным сознанием. Я верю в компьютерный разум, верю в светлое будущее симбиоза человека и компьютера… И верю в то, что ты можешь своей работой сделать мир лучше. Чтобы люди меньше болели. Чтобы молодые гении из провинции могли выразить себя в искусстве или науке, а не в угаре пьяной драки или в глубине угольной шахты. Чтобы любовь приобрела какие-то новые неожиданные формы – не связанные исключительно с качеством первичных половых признаков, которыми награждает нас природа.

– У тебя все хорошо с половыми признаками… – Гриша сам ужаснулся качеству своего комплимента.

– Ой, да ладно! Ценю твою попытку, но у программистов социальные навыки общения отсутствуют в принципе, так что можешь не напрягаться. Лучше помалкивай. Не сбивай с мысли. Так вот, тебе нужно сфокусировать свои усилия на чем-то конкретном. Не пытайся охватить всю Вселенную. Когда я рисую, то представляю себе мир целиком. Я вижу целую Вселенную в тот момент, когда расселяю придуманных мною зверьков на обороте клиентского брифа. Но я не пытаюсь нарисовать всю эту Вселенную сразу – иначе сойду с ума или получу слишком обобщенный банальный рисунок. Представив Вселенную целиком, я мысленно приближаю и приближаю ее своим внутренним зумом до тех пор, пока не увижу конкретный сантиметр поверхности. И букашку на ней. На рисунок попадет только этот сантиметр, но в нем отразится все важное, что есть на метр вокруг, на километр, на всей планете в этой моей Вселенной. Я рисую гениальные картины. Я знаю это. Я могу стать знаменитой художницей, и стану ею, если не разочаруюсь в этом мире и не захочу перебраться в другой, который сама себе придумаю. В чем мой талант? В том, что я могу видеть за пределами картины. В том, что мой мир – целостный и полный – жизнеспособен сам по себе, даже несмотря на то, что существует только в моем воображении. Любое творение этого мира, сцена из его жизни будет задевать за живое, потому что этот мир настоящий. Он где-то существует, и мы связаны с ним невидимой нитью. Понимаешь?

– Надеюсь. Продолжай.

– Пойдем уже в метро. Здесь дует.

Они спустились по замерзшим ступенькам, Гретта взяла Гришу под руку, чтобы не упасть на лестнице, и уже не отпускала. Он прижал ее ладонь локтем к себе, чтобы передать немного своего тепла этому хрупкому тельцу. Они шли по длинному освещенному переходу. Влажный, не успевший нагреться за день воздух с улицы смешивался с горячими потоками из тепловых пушек на входе в метро. Одинокая пара, непривычная еще к своей вынужденной связке, плыла в вихрях этих воздушных течений неуверенными зигзагами, как легкий прогулочный катамаран.

– Тебе нужно научиться видеть свой мир. Я понимаю, у программистов все по-другому. Вам нужны четкие алгоритмы и параметры, чтобы эта штука работала. Но ты пытаешься построить мир нечеткий и абстрактный, который может жить самостоятельной жизнью. Так надели его такими чертами. Сделай свою Вселенную такой, чтобы в ней могли жить мои придуманные создания. Чтобы жителей этого мира можно было нарисовать, а не запрограммировать.

Уже в поезде она вдруг спросила:

– Слушай, а какой смысл жизни у существ из твоей Вселенной? Я понимаю, что у любого живого существа задача – выживать и размножаться. Но должны быть и какие-то главные условия внешней среды, за которые они должны бороться, чтобы в процессе эволюции приносить какую-то пользу тебе как создателю?