Заветы Ильича. Сим победиши - читать онлайн книгу. Автор: Владлен Логинов cтр.№ 78

Даже сам Совнарком, полагал Осинский, стал «безответственным пасынком», ибо «если имеется директива Политбюро решить вопрос так, то стоп машина: комиссары смолкают». Да и сам Совнарком уязвим, ибо 16 наркомов — а чаще их замы — занимаются законодательством, исходя из сугубо ведомственных интересов. Выход в том, чтобы сосредоточить все законодательные функции исключительно во ВЦИКе, вместо СНК создать — как орган исполнительной власти — «кабинет» комиссаров, состав которого будет подбирать лично его председатель, ответственный только перед ВЦИКом.

Главная же ошибка Ленина, по мнению Осинского, состояла в преувеличении им роли дисциплины: «Было наступление — т. Ленин говорил: раз наступление — значит, дисциплина… Теперь мы отступаем, поэтому опять дисциплина…» Именно эта «милитарная» дисциплина «дает возможность нашим центрам поступать слишком самовольно и не дает возможности самодеятельности членам партии», не позволяет «духовно мобилизовать» партию. Между тем, необходимо «от чиновничьих методов перейти на путь общественной деятельности…» Необходим «общественный подъем», мобилизация «массы изнутри»².

На следующий день, утром 28 марта, прения продолжил зампред ВСНХ Владимир Павлович Милютин. Несогласие по отдельным вопросам — это одно дело, но «я думаю, — сказал он, — никого нет в этой зале, кто бы не согласился с теми уроками и выводами, которые сделал вчера т. Ленин».

Сейчас важно определить, что означает прекращение отступления. Во-первых, «национализированную промышленность мы оставляем в своих руках. Здесь мы кладем предел нашему отступлению, но в отдельных конкретных случаях мы в определенной мере допускаем капитализм».

Во-вторых, применение капиталистических методов организации и хозяйственного управления, как и само капиталистическое хозяйство, «должно быть соподчинено нашему советскому хозяйству». В использовании капиталистических методов, подчеркнул Милютин, мы не можем заходить «слишком далеко, чтобы не была извращена в корне сущность диктатуры пролетариата».

Владимир Павлович поставил и другой важный вопрос: чему и у кого учиться? Если уж мы решили учиться у капиталистов, то надо «учиться по XX столетию, а не по XVII. Там учиться нечему. Надо учиться у капиталистов трестов и банков». Поэтому не надо противопоставлять хозяйственный расчет плановому хозяйству. Между тем наша финансовая система развалена, и крупные национализированные предприятия, поспешно переведенные на хозрасчет, будучи не обеспеченными кредитом, ведут бартерные «расчеты такие, какие ведут между собой дикари Полинезии, Фиджи и т. д.». Поэтому необходимо переводить такие предприятия на госснабжение и превратить, наконец, наши банки в действительно современные финансовые учреждения.

Ленин, заметил Милютин, пошутил относительно того, что финансовый кризис поможет нам избавиться от убыточных трестов и безруких руководителей. Но он не учел того, что рукастый дикий капитализм может захватить всё. «У нас опасность та, — заключил Владимир Павлович, — что при распределении национального дохода у нас идет перераспределение капиталов в руки мошенников и паразитов, которые его пропивают и проедают в кафе. Это величайшая опасность»¹.

Выступавший вслед за ним А.А. Иоффе продолжил тему, начатую Преображенским — о политике партии в ВУЗах. «Тов. Ленин вчера говорил о том, что мы некультурны». Между тем, по мнению Иоффе, в «учебных центрах республики происходит жесточайшая классовая борьба между кадетски-черносо-тенной профессурой и Наркомпросом». Эта профессура выступает против рабфаков и за полную автономию высшей школы. Дело усугубляется тем, что студентам-коммунистам, чтобы как-то выжить, приходится работать. Это усиливает их «невосприимчивость к тем знаниям, которые рабочий класс никогда не мог получить».

Наших рабфаковцев надо поставить «в такие материальные условия, чтобы они могли конкурировать с буржуазным студенчеством…» Но ЦК не прислушивается к нашему голосу и это ведет в ВУЗах к тому, что «мы получим в результате сдачу всех позиций, которые нами были завоеваны…»¹

А в выступлении председателя Иркутского горисполкома Якова Шумяцкого отразились те опасения, которые бродили в умах периферийных руководящих работников. Это у вас здесь в центре, сказал он, создаются всякие «смешанные экономические общества» и т. п. А на местах возникают не смешанные, а «смешные» общества, которые «разбазаривают все, что у них под рукой, и больше и больше катятся на лихой тройке, названной кстати тремя буквами: нэп. А куда их мчит эта тройка — неизвестно».

Ленин говорил о необходимости подбора работников. Но разве до сих пор, продолжал Шумяцкий, мы — т. е. ЦК, губко-мы — не подбирали? «Мы до сих пор были уверены, что без ведома партии у нас как будто ничего не делалось». И кто будет подбирать кадры теперь? «Партия будет подбирать? — Отлично!» Но как будто бы во вчерашней речи Владимира Ильича (так понял это Шумяцкий — ВЛ.) партия как будто «должна становиться в сторону от этого дела».

Надежды Владимира Ильича на то, что финансовый кризис поможет избавиться от «безруких» коммунистов-хозяйст-венников — неосновательны. «Я думаю, что в настоящей экономике есть какие-то основные объективные причины, создающие наши “невязки”, которые не будут изжиты никаким подбором лиц».

И еще: научиться торговать — дело нехитрое. Но уход в хозяйственные дела, заявил Шумяцкий, может привести к тому, что когда грядет мировая революция, когда «забьет тот набат, которого мы ждем с большим нетерпением», сумеют ли новоявленные «рукастые» коммунисты выполнить свой революционный долг ^{558 559}.

Был ли Владимир Ильич в начале этого заседания — трудно сказать. Его записи начинаются с выступления уже упоминавшегося руководителя московского агитпропа Ивана Стукова. По его мнению, Ногин правильно указал на то, что Оргбюро ЦК «есть ни больше, ни меньше как определенное бюрократическое средостение между ЦК и партией».

Ногин тут же с места возразил: он говорил об Орготделе, а не Оргбюро ЦК Но Стукова это не смутило: «…вовсе нет никакой разницы… Все в конечном счете заключается в том, каков Орготдел… Я думаю, что съезд должен принять такое решение, которое гласило бы, что “Оргбюро за нетрудоспособностью полагать снятым со всех видов довольствия” (смех)».

Что касается доклада Ленина, то если бы я — сказал Стуков — высказал его мысли от себя где-нибудь в Краснопресненском районе, «меня бы обвинили в том, что я сею панику… Он говорил такие вещи, о которых нельзя сказать простому смертному на каждом собрании без того, чтобы не быть обвиненным в упадочности, панике, в том, что он разлагает партию».

В качестве причины наших ошибок, продолжал Стуков, Ленин указал на нашу «некультурность». Это не так. На самом деле «партия до сих пор не овладела стихийным процессом нэпа, что нэп — этот стихийный процесс — ведет за собой партию, что партия, по существу дела, в значительной степени плетется в хвосте этого процесса, который называется нэпом…»¹.