Заветы Ильича. Сим победиши - читать онлайн книгу. Автор: Владлен Логинов cтр.№ 182

В случае согласия освободить его и перевести в Валаамское подворье, не запрещая ему церковной деятельности». В приложенной записке Ярославский добавляет: «Из разговоров с Тихоном выяснилось, что при некотором нажиме и некоторых обещаниях, он пойдет на эти предложения…» ¹²⁶²

14 июня Политбюро приняло предложение Ярославского, и уже 16-го Патриарх Тихон направил в Верховный суд РСФСР заявление. «Будучи воспитан в монархическом обществе и находясь до самого ареста под влиянием антисоветских лиц, — говорилось в нем, — я действительно был настроен к Советской власти враждебно, причем враждебность из пассивного состояния временами переходила к активным действиям».

Патриарх заявлял, что он раскаивается «в этих проступках против государственного строя», что «отныне я Советской власти не враг» и что решительно отмежевывается «как от зарубежной, так и внутренней монархическо-белогвардейской контрреволюции»¹.

Попытки добиться от него дополнительных политических заявлений успеха не имели, а вот его просьба была учтена: 21 июня Политбюро поручило ГПУ «пересмотреть все дела высланных церковников на предмет амнистирования наименее из них вредных». Об отправке самого Тихона на Валаам уже не упоминалось ^{1263 1264}.

27 июня, после 38-дневного пребывания в ГПУ, патриарх был освобожден и вернулся в Донской монастырь. А уже на следующий день обратился с воззванием к верующим, в котором отказался признать решение Поместного собора о снятии сана. «Я, конечно, — писал он, — не выдавал себя за поклонника Советской власти, каким объявляют себя церковные обновленцы, возглавляемые нынешним Высшим Церковным Советом, но зато я и далеко не такой враг, каким они меня выставляют» ¹²⁶⁵.

В начале июля к Тихону обратилась группа московских архиереев с предложением «снова стать во главе Русской Церкви и быть ее кормчим…» И 15 июля Патриарх выпустил еще одно воззвание, в котором сообщил о своем возвращении к руководству Церковью. Так что никакого суда над ним, о котором писали нынешняя «Комсомольская правда» и даже «Известия ЦК КПСС», так и не состоялось ¹²⁶⁶.

Обстоятельный анализ различных оценок внутренних мотивов поступков Патриарха летом 1923 года содержится в цитируемой нами книге «Иерархия Русской православной церкви, патриаршество и государство в революционную эпоху». Заметим лишь, что сомнения в его искренности по крайней мере не корректны.

Патриарх чутко воспринимал настроение своей паствы и был убежден, что идти против него, значит окончательно разрушить саму Церковь. Это и было для Тихона главным. Как заметил князь Г.Н. Трубецкой, — «личная участь не заботила его, но он болел душой за подначальных и за духовных чад своих» ¹²⁶⁷.

Решающую роль сыграли и те перемены, которые происходили в политике Советской власти. Еще 4 июля 1923 года Пленум ЦК РКП(б) постановил: «Считая, что в некоторых организациях антирелигиозная пропаганда приняла нежелательный характер… поручить Политбюро срочно разослать организациям соответствующий циркуляр».

В этом циркуляре, разосланном на места 16 августа, в частности, говорилось: «Воспретить закрытие церквей, молитвенных помещений и синагог по мотивам неисполнения административных распоряжений о регистрации, а где таковое имело место — отменить немедля… Воспретить ликвидацию молитвенных помещений, зданий и пр. за невзнос налогов… Воспретить аресты “религиозного характера”, поскольку они не связаны с явно контрреволюционными деяниями “служителей церкви” и верующих…

Разъяснить членам партии, что наш успех в деле разложения церкви и искоренения религиозных предрассудков зависит не от гонений на верующих…, — а от тактичного отношения к верующим при терпеливой и вдумчивой критике религиозных предрассудков»¹.

Лето и осень 1923 года стали заметной вехой во взаимоотношениях с Советской властью и для других религиозных организаций. Центральное Духовное управление мусульман обратилось с воззванием ко всем приверженцам ислама в СССР, в котором говорилось: «Из всех когда-либо существовавших правительств Советское правительство является самым справедливым».

О своей лояльности по отношению к Советскому государству заявили в ноябре 1923 года руководители евангельских христиан во главе с Иваном Трегубовым. А руководители старообрядческой церкви — архиепископ Мелентий и епископ Геронтий — в послании к своей пастве написали: «Теперь, слава Богу, у нас в России утвердилась рабоче-крестьянская власть» ^{1268 1269}.

Пройдет всего несколько месяцев и патриарх Тихон опубликует заявление: «Идейно мы с Владимиром Ильичем Лениным, конечно, расходились, но я имею сведения о нем, как о человеке добрейшей и поистине христианской души» ¹²⁷⁰.

Заметим кстати, что упрочившееся в нашей исторической журналистике утверждение о том, что после революции якобы были расстреляны чуть ли не сотни тысяч священнослужителей (без указаний на хронологические рамки), на поверку является чистейшим пропагандистским вымыслом и полным неуважением читателя.

По расчетам Георгия Хмуркина, если в 1915 году, по данным самой РПЦ, в России насчитывалось 66.335 священнослужителей, то по Всесоюзной переписи 1926 года число их уменьшилось до 58.587, т. е. на 7.748.

Если из этой цифры вычесть более тысячи православных священнослужителей пяти епархий (Варшавской, Холмской, Литовской, Рижской, Финляндской), оказавшихся вне пределов Советской России, более двух тысяч эмигрировавших из нее, а также начавшееся после Февраля 1917 года добровольное сложение сана (по данным протоиерея A.B, Маковецкого) примерно 8-10 %, плюс смертность, как и у прихожан, от голода, болезней, массовых эпидемий, то станет очевидным, что ни о каких тысячах невинно убиенных священниках, в рассматриваемый нами период, не может быть и речи.