Корнилов перевел дух: «Иллюзия. И бороться с ней следовало, как с иллюзией. Вот только чем она вызвана? Стрессом, усталостью или…» Он где-то слыхал, что специально подобранная и должным образом воспроизведенная музыка способна погрузить человека в транс. Не мудрено, если он будет видеть зеленых человечков, розовых слонов или… стаю ибисов и шакалов во главе с Анубисом.
«Как ни верти, а верховный демон Жуковки – ее создатель, Рамзес Садыков. И это он не желает впускать его в свой лабиринт. А раз так – вперед и только вперед. Вперед и с песней. Может быть, “По долинам и по взгорьям”? Нет. Лучше – “Смело, товарищи, в ногу!”».
Ободренный своими умозаключениями, Юрий сделал несколько шагов. Лампы, словно покорившись храбрости человека, загорелись на полную мощность. Корнилов готов был затянуть и песню, но желание это улетучилось после того, как из глубин лабиринта послышались чьи-то шаги. В одной из нержавеющих панелей снова отразился Анубис. На этот раз в руке его был массивный медный топор с остро отточенным лезвием.
Глава 11
Вива, Кальман!
[6]
Видишь общее смятенье,
Слышишь топот? Нет сомненья,
Если даже буйвол сонный
Отступает глубже в грязь.
Но, в нездешнее влюбленный,
Не ищи себе спасенья,
Стихи, которые Томский читал вслух, чтобы отвлечься от непрекращающегося воя, всплыли в памяти сами собой. Он жалел, что не прихватил в эту «командировку» томик стихов любимого поэта, не раз выручавших его в трудную минуту. Книжка истрепалась, была подклеена во многих местах и не выдержала бы еще одного путешествия, которые, уже традиционно, не отличались комфортом.
Оказалось, что большинство стихов Гумилева он помнит наизусть. В сложной ситуации они приходили в голову сами собой и, как всегда, становились его палочкой-выручалочкой.
Толик убрал палец с курка автомата. Невидимый зверюга продолжать выть, но, похоже, нападать не собирался. Все еще могло и обойтись. Томский хотел всего лишь узнать название этого городка, а потом убраться отсюда, предоставив его голосистому жителю выть, пока не лопнет. А Толику надо было в Жуковку. Причем срочно.
Здесь недаром страна сотворила
Поговорку, прошедшую мир:
– Кто испробовал воду из Нила,
Будет вечно стремиться в Каир…
[8] Томский решился покинуть свое убежище и, прижимаясь к стене и переступая через груды битого кирпича, стал пробираться к углу дома. Тут он заметил одну странность, на которую раньше не обращал внимания: вой усиливался с порывами ветра и делался тише, когда ветер стихал. «Зверь реагирует на ветер? Маловероятно. А вот то, что звук издает вовсе не живое существо, может быть куда ближе к истине. Я, похоже, просто убедил себя в том, что завывает кто-то типа мамонта, бегемота или носорога», – раздражаясь на самого себя, подумал Анатолий.
Он выглянул из-за угла и увидел небольшую, размером примерно пятьдесят квадратных метров, площадку. Она бросалась в глаза тем, что была тщательно очищена от мусора и даже подметена.
В центре ее на ржавое шасси большегрузного автомобиля была кем-то водружена турбина реактивного самолета. Многочисленные титановые лопасти ее вентилятора вращал ветер, а какое-то приспособление внутри выдавало через сопло очень похожий на вой гул. Рядом с турбиной стоял памятник, который, судя по бетонному конгломерату на основании, притащили сюда с кладбища.
Томский достал из рюкзака бинокль, поднес его к окулярам противогаза. Разглядеть удалось почти стертый медальон-фотографию. Черты лица усопшего разобрать на изображении было нельзя, зато надпись, выбитая на черном мраморе, сохранилась неплохо: авиаконструктор, Герой Социалистического Труда, Еремин или Еременко, Георгий Николаевич, годы жизни – тысяча девятьсот двадцатый, две тысячи двенадцатый.
Неплохо. Девяноста два года. Конструктор отошел в мир иной за год до Катаклизма и наверняка до последнего был уверен, что спроектированные им самолеты будут бороздить небесные просторы еще не один десяток лет. И уж никак он не мог предполагать того, что турбина одного из придуманных им летательных аппаратов вместе с его обелиском станет объектом поклонения какой-то секты.
А в том, что о турбине и памятнике заботились некие сектанты, Анатолий уже не сомневался. Ухоженной была не только площадка. Обтекаемые бока турбины были очищены от наростов мха и чем-то смазаны, а у подножия памятника громоздилась горка свежесрезанных веток деревьев и красные тушки небольших животных – по всей видимости, крыс. А рядом было обложенное круглыми камнями пепелище костра. Все атрибуты религиозной общины…
За время своих странствий по Метро Толик повидал немало сект и уже не удивлялся тому, что в поисках утраченного мира и девальвированной религии «человеки» прибегали к самым замысловатым и экзотическим методам. Люди Червя, сатанисты и даже адепты Виктора Цоя – все они пытались хоть чем-то заполнить пустоту в своих израненных душах, отыскать какой-то якорь, способный удержать насквозь прогнивший корабль человечества в бухте по имени Цивилизация. Теперь вот довелось встретиться с турбинопоклонниками – людьми Великого Авиаконструктора.
Толик выбрал позицию для наблюдения в кустах, неподалеку от площадки. Судя по характеру жертвоприношений, турбинопоклонники были относительно мирной сектой. Однако присмотреться к ним все же стоило. Томский решил дождаться, когда жители города придут к объекту своего поклонения, и действовать дальше уже по обстановке.
Ветер между тем усилился, а вместе с ним стал громче вой. Под этот аккомпанемент Анатолий задумался: «И все-таки: почему турбина и авиаконструктор? Случайности тут быть не может. Этот населенный пункт как-то связан с авиацией. Карту бы!» Название вертелось у Томского на языке, но вспомнить его он никак не мог. Оставалось лишь запастись терпением.
Ждать пришлось меньше, чем Толик предполагал. Уже через полчаса он увидел группу людей в противогазах и защитных комбинезонах. Из десяти человек особенно выделялся один. Невысокого роста и не отличающийся богатырским телосложением, он был нагружен тяжелыми баулами, как вьючное животное. Кроме того, ноги парня были скованы короткой, ржавой цепью, не позволяющей ему идти нормально. На цепи болтался навесной замок, весом никак не меньше полукилограмма, что доставляло бедняге дополнительные неудобства. Носильщик семенил в центре процессии, а те, кто шел сзади, постоянно толкали его в спину.
Анатолий с удовлетворением отметил, что ни у одного из турбинопоклонников нет огнестрельного оружия. Самым опасным из них выглядел крупный – ростом под метр девяносто – детина, сжимающий в руке обрезок стальной трубы с прикрученной проволокой костью-лопаткой какого-то животного. Кость тщательно заточили, превратив ее в подобие лезвия топора. Вооружение остальных состояло из остроконечных палок-копий и обрезков арматуры.