Урфин слышал про тварь. Но не верил. Считал выдумкой, байкой, чем угодно. Хоть плодом белой горячки какого-то бродяги. А вот…
Кусок постройки за спиной Бибера разорвался, прямо как от попадания танкового снаряда. Только разорвался-то изнутри. Чуме прилетело в голову куском блока, и лишь шлем его и спас. Хотя толку от Чумы, брякнувшегося на задницу и выбросившего вверх ноги, не стало. Не говоря про туристов. А Бибер…
В воздухе свистнуло, отдавая легким металлическим шелестом. Как будто великан решил махнуть цепью к великаньему велосипеду. Ших-ших… Бибер кашлянул. Ужасно, хрипло, с глухим бульком в самом конце. С таким, когда на губах надувается красный и блестящий кровяной пузырь.
Хрустнуло где-то в его, Бибера, груди. Треснула ткань комбинезона, разрываясь и разлетаясь лохмотьями мяса и кровью. Урфин чуть не надавил на спуск. Не стал, замер, понимая, что все глупо и поздно.
Четырехгранный гарпун, торчащий из Бибера, остро блестел кромками с алыми и бурыми ниточками. Липкие паутинки венозной крови и поблескивающей слизи лопались на глазах. Металл, послушный хозяину, дернулся, рванулся обратно, снова хрустя, врезаясь в тело бедного молокососа. Бибер успел вскрикнуть, сдавленно и истошно, когда тугая цепь дернула его назад.
Он летел вечность. Длинную огромную вечность размером в две секунды. Летел, открыв рот, нелепо и страшно взмахнув руками. Летел и смотрел, смотрел!!! Прямо в глаза Урфина, так и не начавшего стрелять. Летел к огромной фигуре, видневшейся из обломков наполовину. К маске, к вытертой серой коже плаща, к серому грубому комбинезону и монтажному поясу с карманами, к вытянутой навстречу огромной руке с черными пластинами-стамесками ногтей. К легенде Зоны, к охотнику на людей, к единственному здоровяку с мозгами. К Крому.
Почему Урфин не стрелял? Он не сказал никому. Потому что выстрел был нужен один. В голову Бибера. Чтобы сразу и наверняка. Чтобы не мучился. И больше никак. Но… то самое «но».
У его ног лежал ошалевший от удара по башке Чума. Совершенно никакой Чума с глазами, плавающими в разные стороны, и с кровью, споро бегущей из носа. И два долбаных туриста, вконец испуганных и орущих от ужаса. Да, именно так.
Выстрел из милосердия навлек бы на них Крома. Крома, ставшего легендой за пару месяцев. Неубиваемого мутанта, охотящегося на бродяг и военных, на бандитов и туристов. И Урфин не знал простой вещи. Справится ли он с ним? Стало ли ему за прошедшие годы легче? Нет. Никогда. Несмотря на то что вернулись все оставшиеся в живых. И что?..
* * *
Мадам Энн смотрела на него, застывшего и смотрящего сквозь нее. На стол встали три стопаря с настойкой. Жесточайшей, в пятьдесят-шестьдесят градусов, на травах, выстоянной и выгнанной здесь же. Сдобновкой. Урфин махнул ее не глядя и не закусывая. Раскурил потухшую сигару. Вернулся назад, глядя в глаза этой тупой овцы, решившей рискнуть всеми своими родными. Дура. Конченая дура.
– Дикой…
– Да?
– Хотя толку от тебя… Чума?
Чума хрустнул стулом, разворачиваясь. Угрюмо зыркнул на вырез мадам и весь обратился в слух.
– Помоги, будь добр. Отойди к этой трехнутой на всю голову семейке туристов и расскажи им. Знаешь, что рассказать. С меня причитается.
Рыжий ирокез согласно качнулся. Чума ртутью вскочил на ноги, совершенно интеллигентно предложив руку даме. Та лишь обдала его презрением и ароматом дорогого парфюма, двинулась к своим. Весь ее гордо-напряженный вид сулил Дикому отсутствие прибытка. И наплевать. Грех на душу Урфин брать не хотел. А вести детей в Зону есть истинный грех.
Дикой надумал что-то там вякнуть. Урфин показал кулак. Околосталкер встал и прошествовал. В сторону семейки гребаных, чтоб им дома сиделось, Уизли. Тимбилдинг по-семейному. Что за жизнь пошла, а?
Сбоку скрипнуло. На освободившийся стул кто-то приземлился. Шатать твою трубу, прямо приемный день. Хотя, возможно, это оказалось что-то светлое и приятное. Урфин покосился и вздохнул. Вместо светло-приятного, теплого, мягкого и красивого на стул угнездился чему-то довольно скалящийся Баркас. И что, спрашивается, заставило его блестеть зубами эдак гнусно и одновременно радостно? Уж точно не желание прорекламировать единственную во всей округе стоматологию Зазы Цицишвили. Хотя именно оттуда родом его моляры, премоляры и клыки. Два месяца назад, столкнувшись в отсутствие Урфина и Хэта с костоглодом, Баркас решил укротить чудище с помощью оставшихся зарядов АПС. Не вышло. Спасли бедолагу Бульба и Шеф, решивший заглянуть на дикий рев с рыком у пятачка за Московской Рогаткой. Но зубы делать пришлось конкретно.
– Чему улыбаемся? – поинтересовался Урфин.
– Мы ни хрена не в настроении?
Урфин не ответил, мусоля кончик сигары.
– Да и фенхель с тобой. Это…
– Какой, к чертовой матери, фенхель?
Баркас хмыкнул.
– Вон видишь банку с портретами дохлых американских президентов?
Урфин покосился на стеклянную емкость, наполовину засыпанную всегда конвертируемой валютой. Хотя в ней явно попадались и золотые червонцы, становящиеся все востребованнее. Почему до сих пор никто не стырил банку со стойки? Потому что Сдобный. И Барин, обычно сидящий рядом. Сейчас его не было. И никого из ветеранов Сдобного тоже. Странно.
– И что?
– По пьянке, неделю назад, все уговорились не материться. Мол, не по-мужски. Ругнулся матом, так плати штраф. Пять долларов.
– Офигеть. Я тоже уговорился? Не помню такого. Так фенхель при чем?
Баркас почесал начавшую обрастать белым пушком голову.
– Ну… не знаю, чем хрен заменить. Фенхель вроде тоже растение. И звучит смешно. Не?
Урфин цыкнул. И не ответил.
– Ладно. Чего лыбишься?
– Это, братишка, дело есть…
– …сварился, будем есть?
Баркас вздохнул. Животрепещуще так, с натугой, явно показывающей всю глубину его заботы о странной депрессии боевого товарища.
– Совсем скучно?
Урфин снова не ответил. Попыхтел томно дымящей «кубинкой» и посмотрел на семейку Уизли. Ну да, все как полагается. Дикой таки окучивал Шефа и Бульбу.
– Это кто? Туристы? Дети?
Баркас пнул его под столом. Прямо в голень, болюче и обидно. В другое время Урфин с удовольствием начистил бы ему довольную рожу. Но сегодня даже не тянуло.
– Да ладно, фигли из-за них переживать? – Баркас пожал плечами. – Личное дело каждого.
– Как умирать?
– Как сходить с ума. Хочется им туда – пусть идут. Дело, братишка.
– Ну?
Баркас оглянулся и наклонился ближе.
– Сдобный продает «Солянку».
Урфин захватил зубами отросший ус и пожевал. Мир явно катился куда-то под обочину и менялся слишком стремительно. Так, что не догонишь. С чего вдруг продавать?