— А-а-ау-а, — Хыграг снова смачно и протяжно зевнул, после чего откинулся на теплый камень, уставив остекленевший взгляд на морскую гладь, по которой неспешно скользила к причалу одна из патрульных боевых галер. И ведь находятся же среди орков те, кто готов уйти с твердой земли и ступить на шаткую палубу? Молодому ученику море не нравилось. Оно не для орков. Орки — дети степи. А море — море слишком подвижно и неустойчиво. Нет, орки способны подчинить его своей воле, ну, как, вероятно, вообще все на свете… но оно им чуждо. Поэтому, даже на боевых галерах орки, чаще всего, выступали в качестве десанта. А моряки, кормчие и гребцы, как правило, набирались из людей. Потому что орки не любили море… ага… не лю… Веки молодого ученика шамана смежились, и он уютно захрапел…
— А-а-а-А-А-А-РР-Р-А-А-ААААА! — Хыграг раскрыл глаза и испуганно подскочил. Что это? Откуда этот рев? Что вообще происходит?! Ученик шамана выпрыгнул из-за камня, за которым столь удачно спрятался, чтобы его кто-нибудь не припахал, и ошалело замер. На пирсе шла отчаянная схватка. Какие-то люди («мясо»!) яростно рубились с орками из состава портовой стражи. Причем эти люди были вооружены и в доспехах!
— А-а-р-р-р-а-а! — взревело что-то над ухом. Хыграг испуганно отшатнулся и… рухнул на камень пирса от сильного удара обухом боевой секиры…
— Эрик!
— Не волнуйся, Олькюлле — это животное живо. Я его только оглушил, — весело проорал Два топора и, радостно взревев, бросился вперед, воздев над головой две секиры, благодаря которым он и получил свое прозвище. Трой усмехнулся и склонился над валяющейся тушей, разматывая с пояса крепкую веревку, к одному из концов которой был примотан деревянный кляп… Охрана на пирсах оказалась довольно малочисленной, так что там пока обойдутся без него. А вот надежно упаковать ценного пленника лучше лично. Чтобы потом не кусать локти, если кто-то что-то упустит, и пленник сбежит. Или погибнет. Ну, например, развяжется и сдуру колданет что-то не вовремя… и все!
Этого орка он заприметил еще, когда захваченная ими галера только подходила к пирсу. Потому что он был одет в хламиду с вышивкой, очень похожую на те, которые до этого он видел на шаманах. Нет, она выглядела заметно беднее их. То есть даже если этот самозабвенно дрыхнущий орк действительно являлся шаманом, то явно очень невысокого ранга. Однако даже в этом случае, шанс на то, что он будет знать о том, что интересовало Марелборо и, соответственно, самого Троя, несколько больше рядовых воинов, а то и больше, заметной части командиров, был довольно высок…
Из клетки они с Инией выбрались вечером того же дня, когда Трой познакомился с Толстой Лубвью. Как выяснилось из дальнейшего разговора, она являлась Главой контрабандистов всего побережья. Именно под ней «ходил» энистер Мит. Хотя прямо ее человеком не являлся. На вопрос «почему?» Толстая Лубвь только усмехнулась и ответила:
— Слишком жадный и слишком тупой. Возьми такого к себе — потом беды не оберешься. Таких лучше просто под приглядом держать. Дабы если чего — прибить не жалко было.
По основному вопросу она просветить Троя никак не смогла. То есть о том, что в главном храме Ахлыг-Шига творится какое-то Великое камлание, требующее просто немыслимого ранее числа жертв, она отлично знала. Но вот какое именно и что орки хотят получить в результате — было ей неизвестно. Зато она охотно просветила герцога Арвендейла откуда у нее взялась Иния, которая, вот ведь чудо, оказалась именно той самой девочкой из «мясного загона» Нью-Ашхога, о которой герцог Арвендейл так часто вспоминал.
Как выяснилось, несколько месяцев назад Нью-Ашхог взбунтовался… Он располагался довольно близко к Ахлыг-Шигу, поэтому его обитатели одними из первых почувствовали на себе то самое, выходящее за все разумные рамки увеличение «мясного налога». Так что город, ранее вполне себе процветавший, очень быстро практически обезлюдел. Большинство его обитателей «обезумевшие» Большие люди отправили под нож, а жалкие остатки разбежались… Зато в опустевших городских усадьбах, ранее принадлежавших зажиточным горожанам из числа людей, почти сразу же развернули еще почти дюжину перевалочных лагерей, в которых останавливались на ночлег караваны будущих жертв, идущие к столице.
Некоторое время всем казалось, что все, что могло произойти, уже произошло, но, как чуть позже выяснилось, что избежавшие на какое-то время внимания истинных хозяев земли Глыхныг «людишки» не только прятались. И одним не очень удачным для орков вечером кто-то, похоже, из числа местных жителей, прятавшихся все это время где-то поблизости от города, решился на прежде немыслимую вещь — напасть на Больших людей… Ну как напасть? Само нападение выглядело как банальное отравление. То есть в котел, в котором готовилась похлебка для орков, охраняющих один из лагерей, был подброшен то ли яд, то ли просто сонное зелье, но в огромной концентрации. А после того, как отравленные уснули, этот человек или даже несколько людей тихо открыли ворота лагеря. После чего почти две тысячи человек, уже вроде как поставивших на себе крест и полностью смирившихся с предопределенной им судьбой, вырвались за пределы стен. И как минимум часть из них причем, похоже, наиболее адекватная, решила, что если уж все равно помирать, то лучше сделать это, отомстив своим вероломным хозяевам…
Нет, ничего особенно путного из этого бунта не вышло. Все-таки большая часть вырвавшихся на свободу не стала вступать ни в какие схватки с орками, а попросту разбежалась. Те же, кто схватился за оружие и попытался вступить в бой, довольно быстро были вырезаны орками, охранявшими другие лагеря, которые молниеносно сорганизовались и вступили в бой. А «мясо», впервые взявшее в руки оружие, опытным воинам было совсем не противником… Но за это время некто — то ли все те же местные жители, то ли кто-то из вновь освобожденных сумели открыть ворота еще нескольких лагерей. В качестве одного из которых как раз и использовался тот самый «мясной загон», в котором и жила Иния.
Сначала она и не думала никуда уходить. Здесь, в этом загоне, был ее дом, к которому она привыкла, а что будет там, за воротами, девочка даже не представляла. Но затем в загон забежали какие-то вооруженные люди, которые, вероятно, попытались как-то укрыться в загоне от преследующих их орков, а вслед за ними в загон ворвались и рассвирепевшие орки… От того, что случилось потом, девочка страшно перепугалась. И, пользуясь суматохой, убежала из загона в… в никуда. В ночь. И еще долго бежала куда глаза глядят, пока окончательно не обессилела и не лишилась сознания…
Очнулась она уже на барже, которая шла вниз по реке. Как она на нее попала — Иния не помнила. Да и вообще, все путешествие на барже она запомнила слабо. Ее тогда охватила жестокая лихорадка… которая, вот ведь чудо, стала ее спасением. Потому что орки обнаружили ее на досмотре в первом же большом городе. Но забирать не стали. Как раз вследствие лихорадки. Потому что больного «мяса» Большие люди не употребляли. Ну и в качестве жертвы ее лежащее бессознательной тушкой тельце их тоже не заинтересовало. Ну видно же — сдохнет скоро, так чего мараться? Поэтому ее вписали в «сопроводительный лист» и поручили речникам после того, как сдохнет, доставить трупик в специальное захоронение, в котором и захоранивали подобных больных…