– Да чего я там утаил – всё и без меня известно. И вообще, строить реактивные двигатели, когда промышленностью ещё не освоены жаропрочные материалы – дохлый номер. Всё будет косо, криво и станет без конца ломаться.
– Не беритесь судить столь определённо, – одёрнул меня Крутилин. – Вот, скажем, Мария Антоновна упомянула башкирскую и татарскую нефть. А наши геологи давно уже спорили о том, стоит ли искать её месторождения в Поволжье. Когда же результат известен, становится ясно – нужно бурить. Два года трудились и к тридцать седьмому году действительно добурились, и опять же по подсказке всё той же Марии Антоновны, обнаружили кроме нефти ещё и много попутного газа. Часть его легко сжижается и используется автотранспортом – согласитесь, что это куда интересней газогенераторных вариантов. А другая часть, не столь удобная для хранения, поступает по трубам в мартеновские печи. Кое-что уходит в котельные, кое-что – на тепловые станции. Да, это явление носит пока локальный характер – не так уж много скважин запущено в эксплуатацию, но страна вошла в войну, имея ещё один источник горючего, расположенный в глубине территории.
Нескромно это, Александр Трофимович, полагать остальных идиотами, неспособными распорядиться ценной информацией.
– Странно, – пробормотал я, – а почему о новом месторождении не упоминалось в газетах?
– Старались держать это направление в тени. Заодно распускали слухи о незначительности обнаруженных запасов, о трудностях, которых действительно было много. Враг должен быть обманут, как вы не раз говаривали.
Глава 51. Про алмазы
Доставили меня на дачу то ли на окраине Москвы, то ли неподалеку от неё. Сейчас, когда Московская кольцевая автодорога ещё не построена, я не особенно уверенно ориентируюсь в подобных вопросах. И вообще, места эти знаю не слишком хорошо. Не удивлюсь, если окажется, что это дача самого Сталина – поминали, будто таковая имеется.
Впечатление она на меня произвела тем, что представляла собой не просто домик, окружённый забором, а напоминала барскую усадьбу посреди ухоженного парка, окружённого сосновым лесом. Кольцевая дорожка около крыльца, фонтан, не работающий по случаю поздней осени, аккуратные дорожки и Мусенька, радостно повисшая у меня на шее.
Она и провела меня в дом через вестибюль, на стенах которого висели две карты – одна с тщательно нанесёнными линиями фронта, а вторая – с обозначениями великих строек социализма. Тут же имелась и вешалка, на которой мы оставили свои шинели, переложив пистолеты из шинельных карманов в брючные.
Супруга моя вообще дама брючного стиля. Уж на что командирские галифе рабоче-крестьянской Красной Армии скрывают самые главные особенности женской анатомии, а и в них она умудряется выглядеть так, что просто пальчики оближешь. Ну да – умеет она на швейной машинке. И крестиком вышивает. И про авиацию мы поговорили – как же без этого. А уж ближе к вечеру… скорее, к утру, когда приехал товарищ Сталин, тогда и нашлось время перекусить с дороги.
Не знаю в точности, ужин это был, или завтрак, но вино на столе присутствовало.
– Нельзя мне, товарищ Сталин, – отказался я от предложения «пригубить». – Летчик обязан всегда быть в форме, тем более что время военное.
Мусенька обиженно надула губки, но кивнула.
– Вы, товарищи Субботины, так и рвётесь на фронт, используя для этого любую лазейку. Откуда в вас эти порывы?
– Это ярость, – ответила моя хорошая. – После войны вскрылось очень много и о зверствах фашистов, и об их хорошо продуманных планах уничтожения населения нашей страны. А как вспомню панораму разрушенного Сталинграда…
– Минску тоже досталось, да и многим городам… – поддержал её я. – Вы уж извините – но такова наша сущность.
– Детская сущность, – вздохнул Иосиф Виссарионович. – Кстати, Мария Антоновна, ваша Лариса Гринцевич оказалась не одесситкой, как вы полагали, а уроженкой Калуги и жительницей Ленинграда. В Одессе родилась её младшая сестра Ирина. Сама же будущая звезда геологии только в этом году окончила школу – искать коренные месторождения алмазов в Якутии пока некому, а россыпные в окрестностях Вилюя, действительно, нашли.
– Я только имя женщины-геолога и помнила, – объяснила мне Мусенька, – и что алмазы сначала отыскали где-то рядом с Вилюем. А вот метод для нахождения кимберлитовых трубок… даже название забыла. Но метод точно был. И именно эта самая Лариса его или разработала, или просто научилась применять. А ещё её отца расстреляли в Одессе в тридцать седьмом.
– На этот раз – не расстреляли. Даже не арестовали, – улыбнулся Сталин. – Правда, выяснилось это только нынче летом, когда Ларису Анатольевну обнаружили в списках группы ленинградских школьников, премированных поездкой на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку. Сейчас она с матерью и сестрой живёт в Молотове, учится в университете и на курсах медицинских сестёр.
– Первый курс! – охнула Мусенька. – Это когда же она выучится и разработает свой метод? Только к концу войны?
– Это вряд ли, – «успокоил» я радость мою. – Она же геолог, нашедший алмазы не где-нибудь на Елисейских полях, а в сердце Якутии. У неё должен быть стальной характер – значит, окончив курсы медсестёр, она попадет или в госпиталь, или в строевую часть санинструктором. И университет или, что там ещё, окончит году в сорок девятом, а то и пятидесятом.
Сталин посмотрел на нас с укоризной во взоре:
– Так что, Мария Антоновна, придётся вам отвлечься от деятельности, связанной со становлением ночной бомбардировочной авиации, и обеспечить скорейшее нахождение коренных алмазных месторождений.
– Как! – На Муську стало больно смотреть, так она встрепенулась.
– Вам виднее. Вы женщина опытная, на десятом десятке окончили морской техникум. Чай, разберётесь и с геологией. Если понадобится помощь, обращайтесь без стеснения – дело это важное, особой государственной значимости. А вы, Александр Трофимович, должны придумать, как нам скорейшим образом поставить авиацию на реактивную тягу. Впрочем, об этом поговорим в другой раз.
* * *
На другой день Сталин уехал на работу, а мы со светочью грёз моих и позавтракали, и пообедали, и поужинали, и по дачному участку не по одному разу пробежались – держать себя постоянно в хорошей форме – обязанность любого лётчика. Гимнастикой позанимались в вестибюле – тут на полу довольно мягкий ковёр, причем прислуга держит его в исключительно стерильном состоянии, так что и на руках походили, и колесом, и кувырком. Об авиации поговорили всего разок, сразу, как только проснулись.
По дому тоже походили. Особенно удивил меня зал, где за стол можно было усадить человек двадцать. И ещё тут на стене висело два портрета – Ленина и Горького. То есть бывают здесь и большие компании. Вскоре приехал с работы хозяин дома, а вслед за ним пожаловал Крутилин. Поужинали. На этот раз вино на столе опять было, но ни мне, ни Мусеньке его не предложили. Естественно, укоризненный взгляд я заработал.