Внизу наш дом - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Калашников cтр.№ 16

– Эй-эй! – донёсся голос со стороны автомобиля. – Об этом не может быть и речи. Разговор шёл только о показе самолёта. Ты вообще не должен был тут садиться, – из кабины выбрался старший инок Крутилин. На этот раз в военной форме с тремя кубарями в петлицах.

– Показ, так показ, – ответил я миролюбиво и достал из кармана отвёртку. – Посмотрите, Николай Николаевич, как устроено крыло.

– На внутренний осмотр у гражданина Поликарпова допуска нет, – категорически заявил Крутилин.

– А он и не требуется. Достаточно моего авторского позволения, если Николай Николаевич интересуется, конечно.

– Несомненно, интересуюсь. Вероятно, у вас металлический набор? Если крыло рассчитано на мотор солидного веса, то нагрузка выходит килограммов пятьдесят на каждый квадратный метр.

– Набор сосновый, но крыло рассчитано на нагрузку в четверть тонны на квадратный метр. Статически я его испытал – так что прикидки частично подтверждены.

– Что? Положили концами на опоры и нагрузили ста пятьюдесятью пудами? И уцелело?

Я кивнул. Посмотрел на недовольное лицо Крутилина и поспешил распрощаться, затолкав при рукопожатии записку в руку Валерия Павловича. Ничего особенного – просто мой адрес. Давать свои координаты самому Поликарпову на глазах у бдящего чекиста показалось мне неправильным.

* * *

Письмо от Николая Николаевича пришло мне с обратным адресом Валерия Павловича спустя пару недель. Этим путём, то есть через Чкалова, мы переписывались до ноября, до моего отпуска, который я планировал провести в Москве. А меня каждые выходные мучили вопросами, на большинство которых я отвечал, что достоверными сведениями не располагаю. Ну, не интересовался я никогда политикой. И заметных событий помню не так уж много. Припомнил войну в Испании – она как раз началась в тридцать шестом после мятежа. Даже фамилию генерала Франко назвал. И Долорес Ибарури. Про то, как сначала наши ишачки причёсывали «мессеров», но потом, после установки на тех более мощных моторов, стали терпеть поражения.

Про репрессии тридцать седьмого благоразумно «забыл». Забыл и год, когда произошли события на озере Хасан, но предположительно это было в тридцать восьмом и за них наказали кого-то из больших военачальников. Имени называть не стал – не хватало мне ещё кого-то подставлять.

К тридцать девятому году отнёс Халхин-Гол, начало Второй мировой с нападения на Польшу первого сентября, зимнюю войну в Финляндией из-за прилегающей к Питеру территории и отметил слабость подготовки Красной Армии. Ещё вспомнил, что наши лётчики оказывали интернациональную помощь китайскому народу в борьбе против японских милитаристов, но точных дат не назвал – я их и не знал никогда.

Одним словом, как-то не о том меня спрашивали. А потом вдруг и это прекратилось – словно забыли. Но в конце октября приехал к нам в аэроклуб «инок» Вертелин, одетый в форму со знаками различия лейтенанта.

– В общем, Шурик, выводы о тебе сделали, – сказал он прямо от порога. – И решения приняли. Ты действительно тот, за кого себя выдаёшь. Поэтому вашим контактам с Николаем Поликарповым мешать не станем. Более того – даже поспособствуем. Билет тебе купим, гостиничный номер оплатим, но все беседы должны проходить под стенограмму и в присутствии охраны. Ты – человек взрослый – должен понимать и способствовать нашим сотрудникам. И, да, я не Вертелин, а Конарев Игнат Кузьмич.

– А Крутилин?

– До него тебе нет дела. Он теперь занимается другими вопросами. А вот стенографистка будет та же самая.

– Кстати! – поняв, что наконец-то разговариваю с адекватным мужиком, обрадовался я. – Спасибо, что тогда пригласили на встречу Валерия Павловича.

– Это не я. Крутилин решил, что мнение лётчика-испытателя из ЦКБ будет не лишним.

– И каково же это мнение, если не секрет?

– Какой там секрет! Оба в один голос кричат, что ты действительно отличный специалист. Другие наши товарищи, ознакомившиеся с эскизами, которые ты отправлял Поликарпову, с этой точкой зрения согласны. За винты изменяемого шага уже посадили профильный коллектив.

– Куда посадили? – охнул я. – На какой срок?

– Да за кульманы посадили и за расчёты.

Начальник аэроклуба отпустил меня на отдых только в начале ноября. Раньше не мог, потому что нужно было постоянно обслуживать технику – полёты осенью шли интенсивно, так что я и сам не особо настаивал. А как погода испортилась и начались дожди – тут и вырвался.

Мусенька взялась провожать меня до самого поезда, и отказать ей в этом я не посмел. Даже не стал спрашивать о том, как же занятия в школе? На вокзале встретились с «инокиней Надеждой» – она была в партикулярном платье и выглядела сногсшибательно. Подруга моя, вручая мне холщовую сумочку с дорожной снедью, косилась на «соперницу», поджимая губы – верный признак, что встревожена. Особенно встревожена потому, что мы явно знакомы и ещё стенографистка обращалась со мной не как с ребёнком, а на равных.

– Ты обязательно вернёшься? – спросила моя хорошая на прощание.

– А куда я денусь, – ответил я легкомысленно и полез в вагон. Ни обнимать радость свою, ни целовать в вокзальном многолюдье не стал – мы же внешне дети. Мусенька, кстати, не только внешне – она, и правда, совсем ребёнок.

Надежду провожал Конарев. Тот самый, который бывший Вертелин. И ещё мама – интеллигентная женщина средних лет в военной форме со знаками различия медицинской службы и шпалой в петлице.

В дороге ничего примечательного не произошло – в мягких вагонах купе на двоих, поэтому нам никто не мешал – я рассказывал об обороне Одессы и оставлении её осенью первого года войны. Наденька исписала несколько блокнотов.

– Считаю, что вывод войск из города был ошибкой, – твердил я раз за разом. – Бытовало мнение, что вывезенные из Одессы части требовались для защиты Крыма, но теперь-то известно, что это не удалось. А окруженные дивизии, засевшие в крупном населённом пункте с неслабой промышленностью, способны, по меньшей мере, удерживать вдвое превосходящие силы противника.

– Ты же говорил, что не разбираешься в стратегии, – ухмыльнулась Наденька.

– Да я и не разбираюсь. Но, знаешь, как было обидно! С одесских аэродромов можно запросто дотянуться до румынских нефтяных районов. Бытовало мнение, что фашисты имели основное направление именно на Баку – к нашей нефти. А все остальные удары планировались как вспомогательные. Ну, там на Питер, Москву. Чисто, чтобы отвлечь основные силы. Но потом немного подкорректировали план, потому что в Одесском военном округе наши генералы успели в ночь нападения разогнать авиацию по запасным аэродромам и сохранили её от уничтожения в результате внезапной бомбардировки.

Потом эта авиация бомбила переправы через Прут, чем сдерживала наступление несколько дней – вот и вышло отставание от продвижения в центре и на севере. Опять же румынские части пожиже Вермахта – поэтому и получилось поначалу, что нашим удалось некоторое время сдерживать натиск неприятеля. От этого удар в южном направлении выглядел не как основной. Думаю, поэтому наши и ошиблись. А ведь стремительный прорыв к Запорожью должен был проявить истинные намерения немецкого командования. Конечно, в Белоруссии, на Украине и в Прибалтике обстановка в тот период выглядела катастрофической, можно сказать, пугающей, – я вздохнул и огорчённо махнул рукой. – Понимаю, что это взгляд слабоинформированного дилетанта, что выводы мои сомнительны, но ничего с собой поделать не могу. Ты уж там пометь в своих записях, что сомневаюсь я в том, что сказал и что мне вообще не стоит касаться подобных тем – а то я всех запутаю, потому что знаю об этих вещах только из газет да политинформаций. Или как об этом в частях мужики судачили.