Она внимательно рассматривала его, будто пытаясь прочитать ответ в широких чертах лица. Он пробормотал что-то и отвернулся от нее, скатившись с циновки и плотнее кутаясь в одеяло. Несмотря на теплую ночь, купец дрожал.
— Что за тайну ты хранишь, Чиен? — прошептала Мисани. — Зачем ты здесь?
Она поднялась и погасила светильник, потом разделась при лунном свете, легла в постель и уже задремала, когда Чиен начал петь.
Уголки ее губ тронула улыбка. Он спал, и голос его звучал заунывно-однообразно, как ненастроенный инструмент. Мисани слушала и слушала, а потом резко села и впилась взглядом в Чиена.
Он продолжал петь в бреду.
Дыхание сбилось. К горлу подступил комок. Она тихо опустилась на подушку, отвернулась к стене и впилась в одеяло зубами, чтобы заглушить рыдания. Слезы катились по щекам и по носу, мгновенно впитывались в ткань.
Она знала эту песню. Все встало на свои места.
Глава 22
Почерневший от ярости император Мос ту Бэтик несся по отделанным мрамором коридорам Императорской крепости. Бородка, некогда коротко подстриженная и аккуратная, растрепалась, в ней явственно проступила седина. Спутанные, мокрые от пота волосы падали на глаза. Залитая вином, измятая туника остро пахла.
Глаза сверкали безумным огнем.
Дни и ночи смешались, потонули в вине, превратились в полубред. Сон не приносил облегчения, одни лишь отвратительные кошмары, в которых его жена отдавалась безликим незнакомцам. Пробудившись, император мучился подозрениями и вспышками гнева, который изливал то на ближних своих, то на самого себя. Он неумолимо погружался в безумие, и единственным спасением от пыток было вино, которое притупляло боль. Но после него становилось только хуже.
Довольно. Он должен все выяснить, раз и навсегда. Он не позволит ей делать из него рогоносца!
Пришло время расплаты.
И началось все задолго до этого петуха Эзеля. Мос пришел к осознанию этого через много ночей, когда злоба изглодала душу. Он вспомнил… Как Ларания настаивала на своем, а он все ей спускал, потакал каждому ее желанию. Как расстраивался, возвращаясь с тяжелых заседаний совета, когда Ларания не ждала его. Как она шутила и смеялась с другими мужчинами, которые стремились к ней, живой и яркой, как мотыльки к огню.
Семена обиды, ревности уже тогда были посеяны в его душе, на благодатной почве природной склонности к превосходству. В часы одиночества он заставлял себя верить клевете и ядовитым сплетням. И находил в них крупицы истины.
Он понял, что хочет Ларанию в двух разных ипостасях. С одной стороны — вспыльчивую, упрямую, непокорную женщину, в которую влюбился. С другой — преисполненную чувством долга супругу, которая будет рядом, когда он захочет, или в ином месте, если он того пожелает. Такая женщина дала бы ему почувствовать себя мужчиной, потому что мужчина должен контролировать свою жену. Ларания не могла совместить в себе двух разных женщин. Он влюбился — и до сих пор оставался влюбленным — в Ларанию с несгибаемой волей, которая никогда не будет податливой и покорной. Она всегда бросала ему вызов, дразнила, интриговала его… Первая жена Моса представляла собой воплощение «правильной» женщины, но он не любил ее. Ларания — неприрученная, невыносимая, дерзкая и непокорная — похитила его сердце и отравила собой.
Ребенок только осложнил дело. Мос уже почти забыл мимолетное недоверие и разочарование, они улетучивались, стоило ему снова увидеть Ларанию. Но сейчас он вытащил их из темных глубин души и взгромоздился на них, как стервятник на падаль. Столько лет без детей, а теперь она внезапно забеременела!
Он вспомнил свою первую реакцию на это известие: миг сомнения, которое он тотчас отмел в сторону и устыдился его. «Прямо как Дурун. Как мой сын, которого его сучка-жена заставила воспитывать чужого ребенка!» — думал Мос.
История повторялась. Но на этот раз главное действующее лицо — сам Мос.
Поздний час. Теплая осенняя ночь. Он мчался в императорские палаты. Он и раньше ложился спать вне зависимости от времени суток, а теперь стал так сильно бояться кошмаров, что готов был на что угодно, лишь бы отсрочить их. Он бодрствовал уже более сорока часов, поддерживая себя стимулирующими настоями, чтобы перебить усыпляющее действие алкоголя. Мысли исчезли, остался только белый комок ярости, которая требовала выхода.
А она еще приходила к нему — уговаривала, требовала, кричала. Все с одной целью: узнать, что на него нашло и почему он так себя ведет. Будто непонятно!
И другие тоже приходили. Какр появлялся, чтобы прохрипеть что-нибудь бессмысленное. Советники приходили и уходили. Мос очень смутно представлял себе, что творится в империи. Ларания затмила собой все. Пока он не разрешит эту проблему, ему не будет ни до чего дела. Рассудок оказался бессилен. Шпионы, которых он подсылал следить за женой, тоже ничего не нашли.
Но осталось последнее средство.
Он отбросил портьеру и ворвался в спальню. Яростное вторжение разбудило Ларанию. Она с криком села на постели, прижимая простыни к груди. Что-то мелькнуло в бледно-зеленом лунном свете, метнулось к ведущей на балкон арке. Мос заковылял туда, рыча от ярости.
— Что случилось, Мос? Что случилось?! — кричала Ларания.
Руки императора вцепились в каменную балюстраду, он высматривал расплывчатую фигуру в прихотливом сплетении барельефов и скульптур на северо-восточной стене Императорской крепости. Взглянул вверх, влево, вправо, высунулся как можно дальше, стараясь заглянуть под балкон. Ничего. Никого. Слишком много выступов и щелей, больших скульптур и арок, где мог спрятаться подонок… Какой проворный! Почти что улизнул незамеченным…
Ларания, в одной сорочке, испуганно повисла на его локте.
— Что случилось? — повторила она.
— Шлюха, я видел его! — взвыл Мос и оттолкнул ее руку. — Ты больше не будешь лгать! Я видел его собственными глазами!
Ларания пятилась в комнату. Ею завладело некое промежуточное между страхом и гневом чувство. Сегодня она увидела другого Моса и не знала наверняка, на что он способен.
— Кто? Кого ты видел?
— Будто не знаешь! Твой слюнявый писака? Или кто-то еще, о ком я не знаю, делит с тобой мою постель?
— Мос, я же говорила тебе… Я не могу тебе дать других доказательств! Но никого нет!
— Я видел его! — взревел Мос и двинулся на нее, спотыкаясь. Изможденное лицо исказилось. — Он только что был здесь!
— Да никого здесь не было! — завопила Ларания. Теперь ей стало по-настоящему страшно.
— Лгунья! — Мос приближался к ней и казался больше самого себя в неверном свете луны.
— Нет! Мос, ты пьян! Ты устал! Тебе нужно поспать! У тебя галлюцинации!
— Лгунья!
Она уперлась спиной В туалетный столик; флакончики с духами и кисточки для макияжа попадали и покатились по столешнице. Ларания оказалась в тупике. Отступать некуда.