Номору выполнила его просьбу. Люди стекались со всех сторон, бежали на помощь, ахали, увидев мертвых ткачей. Они опоздали. «Где же вы были раньше?» — с горечью думал Джугай.
— Люция? — Он легонько потряс ее за плечо. Она не взглянула на него и вообще не подала виду, что услышала его. — Люция…
Номору вернулась. Он посмотрел на нее — она покачала головой. Флен мертв.
Джугай закусил губу. Такое горе почти невозможно держать в себе. Он повернулся и зашагал прочь — боялся потерять над собой контроль при Люции. Убийство было ему не в новинку, в его прошлом хватало историй и сцен, которые он с радостью стер бы из памяти. Но, боги, такое убийство…
Он услышал за спиной голос Номору.
— Люция! Люция, ты меня слышишь? Есть еще птицы? Еще вороны?
Джугай готов был развернуться и заорать на нее, чтобы она оставила бедного ребенка в покое, что Люция и так достаточно страдала, но услышал тихий ответ:
— Есть.
Джугай обернулся. Разведчица стояла в какой-то неловкой позе, а на нее смотрела хрупкая красивая девочка, и на лице ее отражалось такое горе, что ему захотелось плакать.
— Они нам очень нужны.
— Номору… — начал Джугай, но она подняла руку, и он осекся.
Люция мягко, но сильно оттолкнула Номору, подошла к Заэлису и посмотрела на него. Потом, переступая через птичьи трупы, подошла к телу Флена. Паренек лежал на спине и невидящим взглядом смотрел куда-то за грань жизни и смерти. Она долго глядела на него, будто ждала, что он вот-вот встанет и снова будет дышать и смеяться…
Девушка оглянулась через плечо. Заплаканное лицо было неестественно спокойным и неподвижным, как будто его покрыли лаком.
— Вороны твои. — Голос Люции холодил, как нож. — Что ты хочешь, чтобы я сделала?
Глава 35
((Выпусти нас))
Кайку машинально огляделась в поисках источника звука и только потом поняла, что звука не было. Голос раздавался у нее в голове — похоже на общение через Узор вроде того, к которому прибегали сестры Красного ордена, но только гораздо грубее.
Тсата принял боевую стойку — приготовился к встрече с воркунами, которые бежали по тоннелю. Он очень плохо видел: ночное зрение отказало от гнусного, гнилостного свечения колдовского камня, лившегося сквозь решетку за их спинами.
— Кайку, если у тебя есть какие-то идеи, самое время их озвучить, — мрачно пошутил он.
((Выпусти нас))
Голос напоминал настойчивый шепот, резкий и хриплый. Он исходил от существ, которые двигались за решетками в боковых тоннелях. Свет не касался их, виднелись только намеки на их очертания. Но и этих намеков хватало, чтобы по спине бежали мурашки. Воображение дорисовывало асимметричные, извращенные фигуры, некоторые — с множеством конечностей, другие — с когтями, щупальцами, шипами или рудиментарными плавниками. Большинство их имели отростки, о предназначении которых она даже не догадывалась.
«Я их знаю, — подумала она. — Я это уже где-то видела».
В монастыре ткущих Узор на Фо, в Лакмарских горах, она встречала похожих существ. Те тоже сидели в клетках. Они пытались напасть на нее, приняв за ткача, потому что она вырядилась, как ткач. В Провале многие ломали головы над тем, кто или что это такое, но, кроме гипотез, никто ничего не высказал.
Кайку инстинктивно попятилась от существа, которое говорило с ней. Ее чувство Узора подсказало направление, из которого шел «голос».
Но отойдя от одной стены, она приблизилась к другой. Что-то холодное и скользкое крепко сжало ее запястье. Она взвизгнула и повернулась — хватка ослабла, и тонкое щупальце скрылось между прутьями решетки. Тсата повернулся на ее крик. Она в ужасе глядела на то место, где исчезло щупальце. Что-то подошло к решетке совсем близко — какое-то маленькое, уродливое создание.
На него упал свет, и Кайку побелела.
Существо походило на перепутанный клубок рук и ног, растущих из туловища, которое можно было назвать таковым с большой натяжкой. Пожелтевшая кожа — натянута на безнадежно перекрученный скелет. Существо конвульсивно дергалось, передвигаясь, и конечности шевелились. Где-то в середине этого узла сидела голова без намека на шею — скорее шишковатый бугор, чем голова, но на нем лепились какие-то черты.
Черты знакомого лица. Ее лица.
Она едва не упала. Кайку будто смотрела в кривое зеркало или на свой скульптурный портрет, который творец в порыве гнева наполовину смял. С глазниц свисала вялая плоть, рот будто невидимым крюком оттянуло в сторону, зубы росли в несколько рядов… но это, несомненно, было ее отражение.
((Выпусти нас)) — настойчиво повторил голос.
((Кто вы такие?)) — спросила она, забыв, что использовать кану опасно.
Создание с ее лицом скрылось в тенях, и Кайку повернулась к тому, кто говорил с ней. Он подошел к решетке. Это оказалось жалкое маленькое существо с безвольно обвисшими шипами и конечностями разного размера. Опухшие разноцветные глаза смотрели на нее с кривой физиономии.
((Кто вы такие?)) — Ей необходимо было хоть что-то понять.
((Отцы Предела)) — ответило существо, и Кайку захлестнул поток беспорядочных образов и ощущений, которые мгновенно вспыхивали и потухали в ее сознании.
Отцы Предела. Великие Мастера. Те, кто делает для ткачей маски. Воспоминания о подземных кузницах и мастерских в монастырях безумной архитектуры. Еще раньше — память о семье. О боги, он когда-то был мужчиной, ремесленником! Ткачи появляются ночью, как злые духи, они забирают его из крохотной деревушки в горах. Он трудится, трудится и трудится, делает маски. Рядом с ним — другие: художники, резчики по дереву, кузнецы. И пыль, пыль, пыль колдовских камней, которую они добавляют в маски, чтобы наделить их силой, нужной ткачам. Он оглядывается и видит, что пыль делает с другими, а потом смотрит на себя и замечает, что она сделала с ним. Все начинается с чешуек на тыльной стороне ладони, а потом появляется нарост на спине… Изменения происходят оттого, что они изо дня в день прикасаются к дрянной пыли. А потом они меняются слишком сильно, до неузнаваемости, но их не убивают — боги, почему их не убивают?! — а сажают в темницу, где они продолжают меняться, хотя не трогают пыль, а иногда тюрьмы переполняются, и их забирают в другое место, потому что когда их слишком много, они опасны, ведь они могут делать странные вещи, вот как этот, а другие, как тот, могут воровать у других лица, или руки, или ноги, или что-то еще и копировать их, и он не может остановиться, и…
((ВЫПУСТИ НАС!!!))
Сила ментального порыва едва не сбила Кайку с ног. Сострадание отозвалось в ней настоящим страданием.
— Кайку, — позвал Тсата. Воркуны почти настигли их.
Она решилась. Радужки глаз стали темно-красными. Кана беспрепятственно выплеснулась из нее. Волосы взметнулись, будто призрачный ветер играл с ними. Сила с готовностью рванулась из ее лона по золотым нитям воздуха и вонзилась в металлическую решетку, что отделяла их от озера и колдовского камня. Два столба со скрежетом вырвались из гнезд и полетели в воду. В образовавшуюся щель вполне мог пройти человек.